– Мне нечего вам сказать, – бурчит Томас и, медленно перебирая артритными ногами, шагает по рельсам, стремясь как можно дальше убраться от ржавого клочка земли и от Джона Довера.

Но Довер следует за ним. Вместе они молча идут по рельсам, подгоняемые холодным ветерком. Томас смотрит на землю перед собой, все еще выискивая возможные улики.

– Она говорит неправду, – вдруг заявляет Довер.

– Не понимаю, о чем это вы, – откликается Томас с деланым равнодушием, но пульс у него учащается. Он бросает в сторону спутника настороженный взгляд.

– Прошлым вечером меня снова вызывали на допрос в полицию. Забрали мои компьютеры и телефон. Я знаю, что Джордин говорит обо мне. Но это неправда. – Довер шагает так близко к Томасу, что их плечи соприкасаются. – Прошлой ночью меня здесь не было.

До Томаса доходит, о чем речь. Видимо, Джордин рассказала полиции что-то о мистере Довере и о нападении. Именно это имел в виду адвокат, когда сказал, что Джордин готова говорить. Неужели Джон Довер и напал на Кору Лэндри? Томас вспоминает дневник, спрятанный в кармане пальто. Там имя Довера попадается десятки раз.

Томаса начинает трясти от гнева, лицо понемногу багровеет. Получается, учитель заманил его внучку и других девочек на вокзал? После несчастья с Корой Джордин, должно быть, боялась, что мистер Довер придет и за ней.

– Вы меня слышите? – громко переспрашивает Довер, одной рукой хватая Томаса за рукав. – Джордин собирается разрушить мою жизнь. Вы должны заставить внучку сказать правду.

– Отпустите мое пальто, – приказывает Томас, стараясь говорить спокойно. Довер еще сильнее сжимает пальцами ткань.

– Она лжет. – Учитель едва не плачет.

– Моя внучка никогда не лжет, – отрезает Томас, хотя это не совсем так. Разве Джордин не солгала про ночную прогулку к вокзалу, про украденное в баре пиво, про то, как толкнула Кору, и кого видела на станции?

Где-то далеко за путями уже виднеется шестичасовой поезд. Как раз вовремя.

Земля под ногами Томаса дрожит, стук колес приближающегося состава нарастает, и ему приходится повысить голос:

– Вы ошибаетесь насчет Джордин. Она хорошая девочка.

– Хорошая девочка?! – У Довера и в самом деле уже текут слезы, а лицо так близко, что до Томаса доносится запах любимого эля учителя. – Я весь год наблюдал, как ваша внучка изводила и дразнила Кору Лэндри, а теперь почему-то обвиняет меня, будто я порезал двенадцатилетнюю девочку! Бога ради, я учитель обществознания, а не маньяк-педофил!

Лобовой прожектор приближающегося паровоза заливает станцию светом и озаряет лицо Довера, искаженное недоверием и яростью.

– Джордин только притворялась подругой Коры. А теперь пытается обвинить меня. Что я ей плохого сделал? – Довер с каждым словом делает к Томасу шаг, заставляя того отступать, пока пятки не упираются в рельсы. Старик вскрикивает, левое колено подгибается. Потеряв равновесие на рыхлом гравии, он падает и приземляется на спину. Мужчины встречаются взглядами; у обоих на лице сначала оторопь, а затем, по мере приближения поезда, страх.

Томас хватает Довера за рукав и приподнимается, но гладкая ткань пуховика выскальзывает из пальцев, и он, кувыркнувшись, вновь падает на рельсы.

Второй удар спиной о металл выбивает из легких весь воздух, и Томас на мгновение даже глохнет. Он изо всех сил пытается сесть, но пальто зацепилось за ржавый железнодорожный костыль. Томас с мольбой смотрит на учителя и вдруг пугается, что тот просто позволит поезду раздавить его. Просто возьмет и уйдет. Но тот внезапно появляется перед глазами и склоняется над ним с искаженным от истошного крика лицом.

– Вставайте! – вопит он, но визг поезда заглушает его голос. – Вставайте же! – Довер хватает Томаса за ноги и пытается стащить с рельсов, но тот безнадежно запутался в пальто. – Пожалуйста. – Довер косится направо на приближающийся паровоз. – Пожалуйста, вставайте! – Он выпрямляется и отчаянно машет руками над головой, пытаясь привлечь внимание машиниста. Но громада продолжает неуклонно надвигаться на них.

Томас снова пытается выпрямиться, но пальто прижимает его к рельсам, словно бабочку ко дну коробки. Довер перешагивает через рельсы и наклоняется, пытаясь расстегнуть молнию на пальто Томаса. Пальцы немеют от холода, а молнию заело.

– Пожалуйста, о боже, пожалуйста, – бормочет Довер, пытаясь высвободить старика из рукавов и стянуть пальто через голову.

Мир вокруг чернеет, и Томасу кажется, что руки отрываются от тела. В ушах стоит оглушительный рев. Томас всегда думал, что перед смертью его накроет ужасом. Что конец будет едва ли не самым тяжелым испытанием, с которым он столкнется. Но теперь знает, что есть вещи и похуже. Потеря Бетси, разлука с Тесс, недавние события с Джордин – вот что гораздо тяжелее. Причем тяжелее по-разному. Он не может оставить близких, только не сейчас – в момент, когда они нуждаются в нем больше всего.

А умереть было бы вовсе не так уж плохо, думает он, и не так уж страшно. Может, тогда Донни вернется домой. Или даже Рэнди приедет, чтобы позаботиться о Джордин и Тесс, и примет бразды правления баром. Вот бы увидеть. Томас устал, очень устал. Он чувствует, как Довер в последний раз дергает его, и тут поезд настойчиво сообщает о своем прибытии, наполняя уши Томаса низким, каким-то пьянящим и одновременно успокаивающим гулом.

Дело № 92–10945. Из дневника Коры Э. Лэндри

15 апреля 2018 года

Я пыталась отменить ночевку. Не хочу ее. Испробовала все, даже сказала маме, что заболела. Но мама заявила, что я слишком часто пользуюсь этим предлогом. И заявила: радоваться надо, что в моей жизни снова появились интерес и оживление. Если бы она только знала!

Вайолет и Джордин скоро придут. Меня тошнит от того, что придется провести с ними несколько часов, и не верится, что я впервые увижусь с Джозефом в их присутствии. Мне тревожно. И страшно. А если он не появится, решит не приходить? А если все же придет, но не заберет меня?

Бет Кроу. 19 апреля 2018 года, четверг

Нам с Максом пришлось провести в комнате ожидания еще одну ночь, но к тому времени мы оба так устали, что могли бы заснуть и стоя. Как только доктор Гидеон выпишет Вайолет, мы все вернемся домой. Сидя на диване рядом со мной, сын просматривает сообщения и звонки на своем мобильном, а я мысленно пытаюсь прикинуть, сколько может оставаться на моем практически