Я моргнула. Официантка поставила тарелку перед дядей.

– Не знал, что твой папа вегетарианец, – сказал Бун Лили, наколов на вилку большой кусок лосося.

– Нет, – ответила Лили, и у меня так сильно зазвенело в ушах, что я едва расслышала продолжение, – он просто ненавидит рыбу.

Ненавидит рыбу. Ненавидит рыбу. Ненавидит рыбу. На другом конце стола мама что-то сказала мужу сестры. Дядя Джей Ди улыбнулся – непринужденной и такой знакомой улыбкой.

Мама рассказала только три вещи о моем отце.

Она переспала с ним только один раз.

Он ненавидел рыбу.

Он не хотел скандала.

Когда мама, извинившись, вышла в дамскую комнату, я последовала за ней. Я могла смириться с тем, что она утаивала от меня какие-то детали, но лгать – это так не похоже на маму!

Так же, как предательство собственной дочери, пусть даже временно, пусть в порыве гнева, было так не похоже на Лилиан.

«С девочками может быть… сложно. – Слова Лилиан эхом отдавались в голове. – С семьей тем более. Если бы твоя мать и Оливия были ближе…» Она не закончила мысль. И несколько месяцев спустя еще одно признание: «Оливия может найти выход из любой ситуации. Мне следовало меньше беспокоиться о ней. И побольше о твоей маме».

Мама позволила мне думать, что сенатор – мой отец. Она не опровергла предположение Шарлотты Эймс. Видимо, жена сенатора знала о беременности… и о некоей молодой девушке… и поскольку все знали о скандале с матерью…

Она просто сделала выводы.

Я зашла в дамскую комнату через три секунды после мамы. Я даже не знала, что собираюсь сказать, – да и что вообще тут можно сказать? Но вышло так, что мне и не пришлось ничего говорить.

Мама оказалась не одна.

Грир стояла перед зеркалом и поправляла накладной живот. Она, видимо, не слышала, как вошла мама, но зато услышала меня и резко развернулась. Приняла было безмятежный вид Мадонны с младенцем, но было слишком поздно.

Ее живот съехал набок.

– Вот это да! – сказала мама. Не знаю, поняла ли она, что я тоже здесь. А если и так, вряд ли это имело значение.

– Элли, давай сегодня будем вести себя цивильно. – Грир попыталась перевести тему, но с мамой такие штуки не проходили.

– Какая ирония, не находишь? – весело сказала мама. – На протяжении всего сезона ты притворяешься беременной, а когда Дебютантками были мы, ты притворялась, что не беременна.

Что?

Грир придала лицу обеспокоенное выражение.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – Она повернулась ко мне и затараторила: – Боюсь, твоя мама плохо себя чувствует, Сойер. Может быть, тебе следует сходить за…

Мама обернулась, как только осознала ее слова. Должно быть, она заметила что-то на моем лице, потому что, когда наши взгляды встретились, в ней тоже что-то изменилось. Мы ведь только что помирились, только что расставили все по местам.

– Сойер…

– Не обращайте на меня внимания, – сказала я, чувствуя себя так, будто попала в какую-то извращенную страну чудес для Дебютанток. – Вы что-то говорили о фальшивой беременности Грир.

– Да я бы никогда!

Ее возмущение рассмешило меня.

– Прошу прощения. Не Грир, а миссис Уотерс. – Я, переняв бабушкин стиль общения, не дала ей ничего сказать и продолжила: – Как-то не находился подходящий момент сказать, что Сэди-Грэйс знает, что вы не беременны.

Грир не дрогнула. Наоборот, ее лицо словно окаменело.

– О, перестань, Гри! – сказала мама. – Никого не волнует, какую лапшу ты вешаешь на уши своему бедному мужу.

Я кашлянула.

– Кроме Сэди-Грэйс, конечно.

Грир взяла себя в руки и попыталась протиснуться мимо нас.

– Я не собираюсь опускаться до вашего уровня.

– О чем говорила мама? – Я перехватила ее у дверей. – Про ваш сезон?

Они обе промолчали.

Я повернулась к матери.

– Стерлинг Эймс не мой отец.

Почему-то я ждала – всем сердцем ждала, – что мама успокоит меня, что всему этому есть какое-то объяснение.

Но она продолжала молчать.

– Что случилось с Аной? – спросила я.

Это имя, словно ударная волна, прокатилось по комнате.

– Что случилось с ее ребенком? – спросила я и повернулась к мачехе Сэди-Грэйс. – И если вы тоже были беременны, что случилось с вашим?

Три Дебютантки, все время вместе на каждой фотографии. Белые ленты повязаны на их запястьях, вплетены в их волосы.

Три Дебютантки.

И все три в положении…

– Грир потеряла ребенка, – наконец подала голос мама. – Незадолго до Рождества.

– Элли! – Грир выкрикнула мамино имя, будто его силой вырывали у нее из горла.

– Это была ее идея, если хочешь знать, – тихо сказала мама. Она старалась не смотреть ни на меня, ни на Грир. Словно говорила сама с собой. – Пакт.

– Пакт? – повторила я.

Три Дебютантки. Все три в положении. Белые ленточки. Сенатор Эймс рассматривает любую правду о моем зачатии как угрозу, хотя очевидно, что я не была его дочерью.

– Пакт, – повторила я еще раз. Сердце остановилось. Я сомневалась, что оно когда-нибудь снова начнет биться. – Я стала результатом пакта о беременности?

Глава 74

Яушла с Бала и вернулась к бабушке только на следующее утро. Бо2льшую часть ночи я провела в баре на окраине города, который чем-то напомнил мне «Холлер». Если кто-то и считал, что я выглядела неуместно в белом бальном платье, то им хватило ума никак не комментировать это – особенно после того, как я послала куда подальше первого же парня.

К рассвету я по-прежнему не могла понять, почему мачеха Сэди-Грэйс не хотела, чтобы я задавала вопросы о маме и событиях, которые привели к моему зачатию. Она даже придумала причину: якобы они были едва знакомы.

Но оказалось, что она тоже была беременна.

Единственное, что я точно поняла из хаоса, который воцарился после маминого откровения, – что идея пакта принадлежала Грир, это пришло ей в голову, когда она забеременела. Вместо того чтобы постараться избежать скандала, она решила его раздуть. Грир нашла двух других девушек – девушек из известных семей, но немного потерянных, уязвимых.

Одиноких.

Три девушки. Три беременности. Неразрывная связь. Так продолжалось до Рождества, а потом Грир потеряла ребенка и оставила подруг на произвол судьбы.

Я не была случайностью. Из всей истории этот маленький кусочек, возможно, был самым трудным для моего понимания. Мама переспала с мужем сестры, чтобы забеременеть.

Я попросила маму рассказать правду, и на этот раз она не стала ничего скрывать. Отец Лили – мой отец тоже.

Я думала, что понимала маму, несмотря на все ее недостатки. Я думала, что понимала, почему она так отреагировала, когда я