— Как защитник чести покойного Пеледа? — я пожал плечами. — Нет, увольте. У меня достаточно дел в мире живых.

По-моему, Ниссан был убежден, что я должен отстаивать невиновность Пеледа даже после того, как прокурор постановил прекратить расследование. Если бы мне за это платили — пожалуй.

Покинув кабинет следователя, я направился на кладбище в Кирьят-Ювель, где должны были состояться похороны. Настроение было паршивым, начал накрапывать дождь, и намеки Ниссана все-таки вывели меня из себя. Бога ради, если он намерен копаться в отношениях Пеледа и Слезара — его дело. Если ему больше нечем заняться. По-моему, как и большая часть человечества, следователь считал, что адвокат не возьмется защищать даже родного отца, если не получит хороший гонорар. Живого Пеледа я бы взялся защищать даже при полной доказанности его вины — ведь за это мне заплатили бы. А мертвого Пеледа, которого никто теперь не станет судить, защищать ни к чему, поскольку денег за это не платят. Нормальное для общества мнение об адвокатах. Все мы, знаете ли, кровопийцы, даже в глазах полицейских, а может — в их глазах особенно. Буквально на прошлой неделе я выловил в Интернете байку, которую анонимный автор пытался выдать за смешной анекдот. «Какая разница, — вопрошал он, — между адвокатом и ведром дерьма?» И остроумно, как ему наверняка казалось, отвечал: «У адвоката нет ведра». «А какая разница, — спрашивал он опять, — между адвокатом и лежащей на дороге дохлой собакой?» Остроумие его ответа, помню, свело мне скулы: «Перед дохлой собакой виден след торможения». Каково, а?

Но все-таки — чего мог испугаться до полусмерти в пустой камере Рони Пелед? На эту тему мог бы рассуждать следователь Ниссан, но я-то знал Рони много лет, и у меня не было никаких сомнений: он не мог испугаться ничего. У Рони был уравновешенный характер, он был до какой-то степени идеалистом, я не видел его в роли убийцы, но я знал, что он никогда и ничего не боялся. Никогда и ничего. Тем более — в пустой темной комнате.

Может, следователь решил, что кто-то напугал Пеледа намеренно, чтобы тот отдал концы и не выдал ему, Ниссану, страшную тайну убийства? Кто мог напугать среди ночи подозреваемого в запертой камере? Только охранник, который обнаружил тело рано утром.

Я пожал плечами. Подобный ход мыслей был совершенно фантастичным даже для склонного к игре воображения следователя. Глупости все это.

Когда «Хевра кадиша» привезла покойного, хлынул ливень. Шошана приехала на полчаса раньше, вместе с родителями, выглядела она отрешенной и даже не плакала — видимо, у нее уже просто не было сил. Я подошел и сказал какие-то слова, достаточно стандартные, чтобы забыть о них через минуту после того, как они были произнесены. С Шошаной Пелед мы не было дружны, а сейчас нам было и вовсе не о чем говорить. Мне она нравилась всегда, я был не против приударить за этой женщиной, но присутствие Рони удерживало меня от подобных попыток.

Я отошел в сторону, не желая принимать участие в миньяне; под навесом, где лежал Рони, было даже более зябко, чем под прямыми струями дождя, и я поспешил скрыться в автомобиле, включил обогреватель и стал ждать, когда тело опустят в могилу. Среди мокнувших под дождем мужчин я увидел следователя Ниссана и порадовался его служебному рвению.

Дождь прекратился сразу, как только на свежую могилу бросили последнюю горсть земли.

Отъезжая со стоянки, я подумал — где-то ведь сейчас хоронят беднягу Слезара. Кажется, в каком-то кибуце на Голанах, где жили его родители. А ведь если удар Пеледа был спровоцирован Слезаром, то именно ему потребовался бы адвокат, если бы этот человек остался жив…

* * *

Я позвонил следователю Ниссану на радиотелефон в десятом часу вечера. Эмма принимала гостей, вовсе мне не интересных, — чету Ребиндеров, которые были скучны, как дамский роман. Я извинился, сказал «дела» и удалился в спальню.

— Это Лапид, — сказал я, когда Ниссан ответил. — Вопреки собственным правилам не заниматься делами, за которые мне не платят, я никак не могу выбросить из головы дело Пеледа.

Я надеялся, что в моем голосе достаточно иронии для того, чтобы Ниссану стало хоть немного стыдно за слова, брошенные днем. Но похоже, следователь уже забыл детали нашего разговора, потому что отозвался немедленно:

— Хорошо, что вы позвонили, господин Лапид. Я только что закончил разговаривать с Нимроди, это один из близких друзей Слезара, знавший также и Пеледа. Есть кое-что любопытное. Очень даже любопытное, я бы сказал. Не хотите ли подъехать?

— С удовольствием, — заявил я. — С удовольствием поеду в Иерусалим на ночь глядя.

Нет, нужно все же быть сдержаннее в проявлениях чувств, когда говоришь с полицейским следователем. Но Ниссан был так возбужден, что на мою грубость не обратил внимания.

— Да, конечно, — огорчился он. — Я не учел… А какие у вас планы на завтра?

— С удовольствием, — повторил я, на этот раз совершенно искренне. — В десять мне нужно быть в Верховном суде, но я надолго не задержусь, и в полдень смогу подъехать к Русскому подворью.

— Прекрасно, — обрадовался Ниссан. — Утром я проведу еще два допроса, будет дополнительный материал.

* * *

Похоже, что полицейский следователь Ниссан не спал ночь. Под глазами у него были темные мешки, взгляд тяжелый, будто придавленный усталостью. Если он посвятил ночь изучению дела Пеледа, я, пожалуй, позвоню комиссару Бен-Дору, начальнику Центрального округа, и укажу на нарушение его работником закона о продолжительности рабочего дня.

— Печень, — пожаловался Ниссан, правильно оценив мой взгляд, — у меня камни.

— Я знаю хорошего экстрасенса, камни он стирает в порошок…

Ниссан махнул рукой.

— Порошок у меня в печени уже есть… Так вот, господин Лапид, мотив я нашел. Хороший мотив. Только… я не знаю, что с ним делать.

— Так почему же Пелед убил Слезара? — спросил я, потому что следователь замолчал и начал перебирать на столе бумаги.

— Нет, нет, господин адвокат, я обнаружил, почему Слезар желал смерти Пеледу.

— То есть, — пробормотал я, — вы нашли подтверждение той мысли, которую я высказал позавчера…

— Вот слушайте, — Ниссан нашел нужный лист распечатки и начал читать вслух: — Ашер Нимроди, 29 лет, инженер-технолог, женат, двое детей… да… Слезар в последние недели разругался с Пеледом, поскольку Пелед оказался обыкновенным подонком… это Нимроди так говорит…

Я пошевелился в кресле. У Рони было множество недостатков, но для того, чтобы назвать его подонком, нужно было, по-моему, иметь очень изощренное воображение.

— Слезар… Это я цитирую Нимроди… Слезар в последнее время подписал несколько гарантийных обязательств своим знакомым, поскольку был стеснен в средствах, и за каждую подпись брал по