вопросом дохода. Ему удавалось лишний раз объединить людей в живую картину, в большую симфонию. Может, к тому подталкивала ностальгия, неутолимая тоска по ушедшему времени. Правда, черпал он решетом. Но попытка по меньшей мере стоила усилий – превратить склеп в сияющий грот как протест против мира, где повсюду возобладало безнадежное уродство. То были пирровы победы, подобные тем, что баварский Людвиг отвоевывал своими зáмками[7]. Но Дюкасс ни о чем не жалел.
Одни говорили, он просадил тридцать миллионов, другие считали сумму слишком заниженной. Деньги, что в Чикаго гребли лопатой, Леон Дюкасс облагородил, судил им высокое предназначение. В славные времена его брака Дейзи это понимала и гордилась им и сказочным сиянием, каким он ее осветил. На многое она смотрела сквозь пальцы. Со временем Дюкасс стал слишком ею пренебрегать. А такие женщины предпочитают, чтобы на них молились. Точку поставила скверная шутка. Показывая дом гостям, он позволил им заглянуть в спальню жены. «А вот и место искупления грехов» – его слова тотчас передали Дейзи, и они ранили ее сильнее, чем неверность. Дюкасс так и не смог отказаться от подобных бонмо; злобность была его врожденным дефектом.
Теперь судьба вынуждала его скучать на пирах богачей, для которых он разыгрывал из себя maître des plaisirs. Он сидел за столами, где чудо-повара демонстрировали свои искусства подобно Али Бабе и Эскофье[8], поневоле пропуская блюдо за блюдом, и смотрел, как наслаждаются другие. Такая участь выпала Дюкассу.
9
Леон Дюкасс, чья наблюдательность обострялась по мере усиления страданий, не преувеличивал; действительно, нельзя было не заметить, с каким вниманием графиня, когда не обращалась к отцу, устремляла взгляд на Герхарда. Она рассматривала его как охотница. Возможно, поняла, что видела молодого человека, и пыталась вспомнить где, но не исключено, интерес, по предположению Дюкасса, отличался пристрастностью.
Дюкасс, которого юный гость уже почти раздражал, продолжал беседу, прикидывая возможные комбинации. Если удастся свести молодого идиота с этой полусумасшедшей – а они явно потянулись друг к другу, – неизбежным следствием будет скандал. Дюкасс почувствовал, как при мысли о госпоже фон Циммерн ему стало несколько лучше; он думал о ней с удовольствием художника, набрасывающего композицию. Даже несмотря на неприязнь к супруге посла, его захватил сам сюжет, захватил, как устроителя фейерверков, колдующего у себя в каморке над пиротехническим составом, каким он поразит и одновременно напугает избалованную публику.
Он раздумывал. Написать графине письмо? В отношении ее он ничем не рисковал. Мадам Каргане известна своей эксцентричностью. Всякий приближавшийся к ней чувствовал, что она не особо щепетильна и выход за рамки ее скорее забавляет. При всем аристократизме в графине явственно проступала некая двусмысленность, сочетавшаяся с возможностью неожиданных вспышек. В шахматах такие фигуры ходят конем. С упадком общества они стали многочисленнее и раскованнее – удирали с капельмейстерами или в кратчайшие сроки губили себя другими способами. Спустя десятилетия, когда они навечно закрывали глаза в мансарде или лазарете, имя их еще раз появлялось в газетах. Раньше таких отправляли в монастырь.
На красном диване Ирен напоминала Дюкассу картину его друга Лотрека[9] – одну из его благородных натурщиц рядом с богатым любовником. Разумеется, смелостью ее не оскорбить. Но Каргане юмора не понимал. Это придавало остроты, однако держаться полагалось вне игры. Забыв об осторожности, вы рисковали обжечься.
У Дюкасса возникло слабое ощущение, будто возвращаются жизненные силы, здоровье. Испытав новый прилив благожелательности, он обратился к Герхарду и велел налить ему вина.
– Мне бы ваши годы да вашу внешность, – повторил Дюкасс, – я бы Париж за пояс заткнул.
Он вспомнил свою молодость. Леон Дюкасс имел возможность выбирать и выбрал самую богатую. Ее богатство затмевало все остальное, однако смысл приобрело лишь благодаря захватившей его иллюзии. Дюкасс поставил деньги на службу своему предназначению, и Дейзи сразу поняла, что он настоящий, законный управляющий. Он очаровывал тогда не только происхождением, воспитанием, но и особым шармом. Как и Герхард, Леон обладал хрупкой наружностью, однако ж в облаках не витал. Прежде Дейзи знала только цену вещам; он же обучил ее новой науке, открыл более глубокий мир. Благодаря ему она познала собственную значимость, цену себе.
Дюкасс влил в нее душу. В походке, осанке, выборе украшений и гардероба она стала его творением. Дейзи говорила, чувствовала и думала, как муж. Блистательный педагог, он сперва одарил ее сознанием этой ценности, напитал им ее существо, дабы затем воплотить его в образе. Основой их любви стал вкус, а тем самым она оказалась крепче любой страсти. Удовлетворяя тщеславие людей, в особенности женщин, вы не подвергаетесь никакому риску. И женщина на красном диване доступна, как любая другая. Дюкасс опять положил исхудалую руку на локоть Герхарда:
– Видите ли, дорогой друг, вы слишком робки, часто без повода краснеете и живете в мечтах. Оставьте. Вам необходимо проснуться и спуститься в мир – тогда все мечты станут явью.
10
Так Дюкасс затронул тему, часто занимавшую Герхарда, хотя и с противоположной точки зрения. Кроме того, его вдохновляли скорее чувства, нежели мысли, а их он на освещенную сторону бытия не переносил. Множество людей, прежде всего юных, оставляют свои силы в романах, которые не осмеливаются написать, не говоря уже о том, чтобы прожить в действительности. В отличие от Дюкасса Герхард полагал, что мир грез в один прекрасный день может стать явью. Двери откроются створками внутрь, и войдет чудо. В этом и заключалось его воздействие на людей, сильное притяжение. Он слышал соседа, продолжавшего его поучать:
– Если вам нравится женщина, вы должны добиваться ее явным образом, что не только позволяется, но предполагается; это правила игры. В любви охотятся друг на друга. Охотница при любых обстоятельствах рада, когда ее стрела попадает в цель. В ней укрепляется осознание собственной власти. Мужчина должен подать знак, ответить – такова природа вещей. – Дюкасс нарастил благожелательность. Улыбка промелькнула по опустошенному лицу. – В вашем случае успех обеспечен. Но только пустой фат что-то себе затем навоображает. В общем-то успех ждет каждого, кто уверен в себе и сумеет повести дело. Поэтому так часто можно видеть, как бедные, уродливые мужчины везут домой красивых, богатых женщин. С тех пор как разрушилось общество, здесь тоже больше нет никаких границ, заповедных зон или закрытых сезонов. Свободная охота относится к основным правам.
Это с давних пор служило Дюкассу девизом, и он добыл знатный трофей. Не все родственники с ним согласились, и все считали его брак мезальянсом. Отец предупреждал: «Когда честь становится продажной, наступает Судный
