Кирктон крепко задумалась.

– Да, думаю, что он по-настоящему ее любит.

– А она его?

– Удивительно, правда, – произнесла она каким-то странным тоном, – что я так уверена в его чувствах, но не в ее? О чувствах Мириам судить трудно, даже если знать ее так хорошо, как я. Не думаю, что она уж очень сильно его любит. – При этих словах Харриет усмехнулась. – Знаю только, что той ночью ее впечатлил этот ваш инспектор, как его там зовут? Каррутерс? Но она постоянно так говорила о Греге Маннеринге, так хвасталась Грегом Маннерингом, так трепетала, что теперь вынуждена продолжать делать то же самое в порядке самозащиты. И вот еще что. Если бы он так уж ей нравился, сомневаюсь, что она позволила бы нам устроить весь этот розыгрыш. То есть, положим, жертвой был бы Ринк Батлер; я знаю наверняка, что ни за что не дала бы провернуть с ним такой трюк, что бы он там ни вытворил.

– Вы сами-то что думаете о Маннеринге? В общих чертах.

Некоторое время она собиралась с мыслями, вертя в пальцах незажженную сигарету.

– Я много размышляла на этот счет. Думаю, он позер, но со стальным стержнем внутри. Может, он геройствовал в гималайских джунглях или еще бог знает где, исключительно из тщеславия, но суть в том, что на такое он вполне способен.

В задумчивости я некоторое время стучал карандашом по столешнице.

– Очень хорошо. Как я уже говорил, начнем с самого начала: расскажите мне обо всем, что произошло тем пятничным вечером, начиная с десяти часов, когда, как я понял, вся ваша компания прибыла в музей. Я вижу одну крошечную деталь, которую, похоже, никто еще не упоминал…

Харриет Кирктон вновь насторожилась, однако же недоуменно кивнула.

– Вечером в пятницу или же, скорее, в ночь с пятницы на субботу Каррутерс, обнаружив труп в музее, явился в квартиру Холмса, чтобы выкурить вас всех оттуда. Парнишка у телефонного пульта сказал, что вы все находились наверху с девяти часов. Полагаю, вы договорились с ним об этом?

– Да, когда мы примчались из музея после своего провала; тогда мы действительно не знали о том, что там произошло убийство, однако считали, что нам грозят неприятности. Джерри дал парнишке просто сумасшедшие чаевые и велел говорить именно это. Мальчишке же ничего не грозит, правда?

– Пока что нет.

– И вообще, вашего инспектора Каррутерса пропустили наверх только из-за какой-то чудовищной путаницы. Мы ждали Ринки, он повез домой старика Иллингворта и заставил нас поклясться, что мы дождемся его у Рона в квартире. Пока он еще не успел обрушить на нас новости об убийстве. Что ж, для того чтобы никто другой, кроме Ринка, не смог подняться в квартиру, Рон сказал парнишке: «Вскоре сюда приедет мужчина в полицейской форме, сразу же пропусти его наверх». А тут, как назло, ваш инспектор подходит и говорит: «Не объявляй обо мне. Я собираюсь сперва поколотить в дверь, мол, я офицер полиции». Естественно, парнишка решил, что…

– Так, это понятно. Но прежде чем вы вернулись из музея, давал ли ему кто-нибудь днем инструкции соврать, что у вас там вечеринка?

– Нет, конечно. Что у вас вообще на уме? Что вы тут изображаете передо мной загадочного сфинкса и ничего не говорите? – Тут Кирктон принялась колотить кулаком по столу. – Что у вас на уме? Что?

– Успокойтесь, мисс Кирктон. Начнем с десяти часов, когда ваша компания прибыла в музей. С этого момента, пожалуйста, максимально подробно.

– Похоже, вы уже все знаете, – в ужасе сказала она. – Мы должны были так весело провести время, но этому не суждено было сбыться. После того как Пруэн закрыл музей, Ринк с Роном Холмсом отправились наверх подготавливать сундук. Примерно в этот момент Сэм куда-то испарился повторять свою роль. А Мириам и я помогали Джерри с его бакенбардами…

– Секундочку! Я вижу, что тут есть кое-что еще. Верно ли, что до этого Холмс вытащил из витрины кинжал с ручкой из слоновой кости? Верно ли, что затем он положил его на нижнюю ступеньку главной лестницы вместе с черными накладными усами?

– Да, это так.

– Мисс Кирктон, я хочу, чтобы вы уяснили, что, если вы не ответите на следующий вопрос со всей откровенностью, я это пойму, и тогда для вас наступят серьезные последствия. Кто взял кинжал с лестницы?

Она как будто набиралась храбрости перед тем, как ответить.

– Мириам, – произнесла она ровным голосом.

Глава двадцатая

Ключ в форме стрелы

– Не поймите меня неправильно! – воскликнула она и взмахнула рукой, хотя опять-таки я не успел еще ничего сказать. – В том, что она взяла их, не было никакой тайны, никакой. Что я, что Ринки оба видели, как она это сделала, и старик Пруэн тоже видел. А потом она положила все назад. Она не оставила их себе, клянусь! Если б я только знала, о чем вы там себе думаете, – сказала она, испытующе глядя на меня. – Но у меня есть идея, которая вас поразит. Вот как все было. После того как компания разошлась по разным местам, как я уже говорила, мы с Мириам помогали Джерри приклеивать бакенбарды, и Мириам сказала: «Старикан, говорю тебе, переоденься в подходящую одежду!»

– Подходящую одежду?

– Да. Видите ли, Старикан просто пришел в своем обычном костюме. «Но, – сказала Мириам, – в подвале висят несколько папиных старых курток. Надень одну из них. Я спущусь туда и посмотрю, ладно? Давай я принесу тебе куртку!» – Старикан в это время вовсю проклинал бакенбарды, которые никак не удавалось прикрепить как следует, и он не обратил на ее слова внимания. Но Мириам эта идея не давала покоя. Так что мы вышли в большой зал, и Мириам побежала за курткой…

– Она позволила бы вам пойти туда вместе с ней?

– Конечно! Я и собиралась пойти. Но вдруг откуда ни возьмись Ринк выскочил на лестницу, требуя гвоздей, и сию же секунду, так что Мириам сказала: «Я принесу, я принесу!» Кстати говоря, Ринк чуть было не напоролся на этот кинжал, пока бежал по лестнице. Тут он мне говорит: «А ты, моя сладкая, пойдешь с нами наверх. Поможешь с восковыми печатями, если остальное будет не под силу». Мы отправились наверх и сразу же свернули в боковой зал. Вышло так, что я невольно бросила взгляд вниз. Там Мириам подбирала с нижней ступеньки кинжал, и в тот момент, когда я посмотрела на нее, она схватила и усы тоже. А теперь послушайте меня внимательно, – произнесла она повелительным тоном, – потому что, клянусь, это чистая правда!