Рыжие волосы Грир Уотерс были собраны в аккуратный хвост на затылке. Ее «животик» был едва заметен под бледно-голубым платьем. Она явно долго репетировала эту речь.

Но мои мысли были заняты совершенно другим.

– Однако этот день, – с улыбкой продолжила Грир, – посвящен не вашим отцам. В этот день мы чествуем женщин, которые были до вас, женщин, которые вырастили вас. Матерей и бабушек, тетушек и сестер и многих других. Итак, мамы… – Грир подняла бокал, – наслаждайтесь своими мимозами. Вы это заслужили! И, девочки…

Неужели это слезы в ее глазах?

– …мы так вами гордимся!

Я надеялась, что мама, которая, конечно же, не присутствовала на этом маленьком званом обеде, тоже бы очень мной гордилась: я внесла залог за парня, с которым была едва знакома, наняла ему отличного адвоката, а также узнала немало нового о натуральных седативных средствах.

«Каждая южная леди, – подумала я, подражая интонациям Грир, – должна знать, как накачать наркотиками и подставить мерзавца, который, несомненно, этого заслуживает».

– Я помню, как Лили примеряла эти перчатки, когда ей было четыре года. – Тетя Оливия посмотрела на перчатки, лежавшие между ее тарелкой и тарелкой Лили, и нежно улыбнулась. – Такая кроха, а какой апломб!

Эта кроха последние две недели занималась организационными вопросами. Лили была истинной дочерью Оливии – личность типа А в высшей степени ее проявления, особенно если дело касалось предумышленных преступлений.

– Надеюсь, это не слишком бесцеремонно с моей стороны, – произнесла Грир, занимавшая единственное свободное место за нашим круглым столом, рядом с Сэди-Грэйс, – но у меня кое-что есть для тебя, дорогая.

Как я и думала, смысл этого обеда заключался в том, чтобы каждой Дебютантке вручили пару белых перчаток – элегантных, длиной до локтя и желательно с семейной историей.

Нынешние участницы были Дебютантками далеко не в первом поколении.

– Я никогда не забуду свой год дебюта, – сказала Грир, нежно потрепав Сэди-Грэйс по руке. А Сэди-Грэйс, благослови ее Господь, не смогла удержаться и взглянула на слегка выступающий живот мачехи.

– Я знаю, что твоя мама была не из этих мест, – продолжила Грир с удивительной добротой в голосе. – Поэтому для меня будет честью, если ты наденешь мои перчатки.

Тетя Оливия аккуратно промокнула губы салфеткой, проговорив в нее что-то типа: «Опять перегибает палку».

– Я только надеюсь, что когда-нибудь у тебя будет младшая сестра, которой ты сможешь передать их, – произнесла Грир, положив руку на живот. – Хотя материнский инстинкт подсказывает мне, что это будет мальчик.

Если бы я не была поглощена собственными преступными делишками, то всерьез задумалась бы о том, что мачеха Сэди-Грэйс планирует приобрести ребенка на черном рынке.

– Сойер, – мягким голосом обратилась ко мне Лилиан. Я уже было решила, что совершила непростительную оплошность, взяв не ту вилку для салата, но она достала пару перчаток, аккуратно обернутых в упаковку. – Они предназначались твоей матери.

Мама так и не попала на свой «Перчаточный обед».

Я приняла подарок от Лилиан и склонила голову.

– Прошу меня извинить. – Сейчас было самое подходящее время, чтобы улизнуть. Я встала, позволив Лилиан думать, что этот момент и его значимость лишили меня душевного равновесия. – Мне нужно воспользоваться комнатой для уединения.

Через три минуты Лили уже была со мной.

– Комната для уединения?

– Слишком, да?

– Зависит от того, хотела ли ты продемонстрировать элегантность Дебютантки или имела в виду уединенную гостиную комнату, как их называли в 1884 году.

Я пожала плечами.

– Я легко приспосабливаюсь.

Я начала проверять кабинки, а Лили тем временем следила за дверью. Когда я закончила, вся наша честная компания была в сборе.

– Как Ник? – Первые слова Кэмпбелл выдали ее волнение с головой.

– Сердится, – ответила я. – И несколько озадачен тем, почему мы помогаем ему. Но он начал понимать, что за игра затевается, и тоже хочет принять в ней участие.

– Мы можем все ему рассказать, – неуверенно вставила Сэди-Грэйс. – И Уокеру.

Было очевидно, что она предложила это, чтобы не пришлось Лили.

– Если мы расскажем Уокеру, он потребует объяснений от папы. – Кэмпбелл посмотрела на Сэди-Грэйс, потом на Лили и прищурилась. – Мы этого не хотим – пока что.

Кузине было невыносимо утаивать правду от Уокера. Я периодически проверяла, как он, но Лили избегала даже находиться с ним в одной комнате, когда все выяснилось.

– У Уокера все нормально, – сказала я. – Насколько это может быть в его случае. А Ник…

– Ник не понимает, как устроен наш мир. – Кэмпбелл подошла к ближайшей раковине и взяла тюбик с кремом для рук. – Он непредсказуем.

Я провела несколько недель за планированием наших махинацией бок о бок с ней, но так до сих пор и не поняла, что Кэмпбелл чувствует к парню, которого она подставила, если вообще что-то чувствует. Она использовала его. Он использовал ее. Но скрывалось ли за этим что-то бóльшее – это по-прежнему оставалось для меня загадкой.

– Мы скоро все расскажем мальчикам, – сказала Кэмпбелл, втирая крем в ладони. – Просто время еще не пришло. Я пересмотрела сценарии, которые придумала Лили, и в одном из них есть некая… изюминка.

– День Бала? – догадалась я.

Бинго! Кэмпбелл ничего не ответила, но все было написано на ее лице.

– Значит, у нас остается две недели, – принялась размышлять я. – Что еще нам нужно?

– Аудиозапись, – тут же ответила Кэмпбелл. – И ожерелье.

– Не поняла? – вмешалась Лили. – Оно же у тебя.

– Вообще-то…

– Кэмпбелл! – воскликнула Сэди-Грэйс. – Что случилось с ожерельем?

Без него наш план пойдет псу под хвост. Чтобы обвинить Стерлинга Эймса в том, что он подставил Ника, его нужно было поймать с ожерельем. В определенном месте. В определенное время. При определенных обстоятельствах.

– Кэмпбелл, – тихо произнесла я. – Я надеюсь, это шутка?

Совершенно не впечатлившись убийственным взглядом, который я метнула в ее сторону, моя единокровная сестра передала мне тюбик с кремом. Я задумалась, не пустить ли его в ход.

– Когда Ника арестовали в первый раз, я принесла ожерелье папе. – Объяснение Кэмпбелл звучало просто и правдиво. – И призналась. Если бы он хотел поступить правильно, он бы это сделал.

– Значит, жемчужное ожерелье у сенатора? – Лили была в шоке. – Ты хотя бы знаешь, где именно?

Кэмпбелл пожала плечами.

– Вариантов не так уж много.

Я все-таки кинула в нее тюбик, но она увернулась.

– Это аромат жимолости? – вдруг спросила Сэди-Грэйс и бросилась за тюбиком. – Обожаю жимолость!

– Ты вообще хочешь этого? – спросила я у Кэмпбелл. Она сама затеяла всю эту игру. Это ее план. Но она заставила нас думать,