сколько, вскакиваю с кресла, сцепляя руки в замок. Доггер останавливается, как спотыкается. Все смотрят на меня. Шестеро мужчин в костюмах, в черных все как один, только Доггер в кроваво-сером.
– Графиня Агата Харвуд, пострадавшая сторона.
Все синхронно кивают. Я киваю. Молчание.
– Мы пройдем в кабинет, леди Харвуд, разрешите?
То есть перед чужаками Доггер сама галантность. Ну и ладно. Ну и прекрасно. К черту галантность. Пусть хоть руками при мне ест.
– Конечно. С вами все в порядке, мистер Доггер?
– Да, спасибо, леди Харвуд. – Он кивает и увлекает толпу мужчин за собой в левое крыло. Один из них слишком пристально на меня смотрит и улыбается. У него шрам на нижней губе, поэтому получается скорее ухмылка, но он очень старается выглядеть приветливо. Я просто смотрю в ответ сквозь тупую ноющую боль в глазах.
Они уже скрываются в пассаже, когда слышу яростно-шипящее Доггера:
– Даже не думай, Бенджамин, а не то я и тебе что-нибудь прострелю.
* * *
Я медленно, но верно печатаю. Сцена получается в высшей степени слезливой, с такой струной внутренней истерики, что я сама от себя в легком шоке. Но, наверное, женской аудитории понравится. Или нет. В любом случае нужно дописать, а потом уже решать, оставлять этот сопливый эпизод воссоединения Холмски с бывшей женой или сжечь в каминном огне. На часах пять утра. Наверное, стоит прогуляться с собаками. Вчера уделила им слишком мало времени. Но меня так шатает… И еще непонятно, мужчины разъедутся или им надо готовить комнаты. Стоит мне встать, как в комнату входит Доггер – решительно и без стука.
– Почему ты не спишь?
– И вам здравствуйте, мистер Доггер.
Замирает, мягко прикрывает дверь и смотрит на дверную ручку очень долго – успеваю выйти в центр библиотеки и переглянуться с Минервой.
– Мне очень жаль, Агата. Я надеялся, до пистолета у твоей головы дело не дойдет. – Покатая линия плеч. – Прости. Я рассчитывал, что Макс… Извини. Я не думал, что он так изменился.
– Не ври. Ты знал. Иначе не спрашивал бы о моем росте. И не звал мистера Тернера. – Рисковал ли Доггер мной? Возможно, но я так не чувствую. В его действиях прослеживается безжалостность и расчет. Огорчает ли это меня? Скорее, наоборот. Я не буду осуждать безжалостность и расчет, когда человек на моей стороне. На самом деле есть два Доггера – один проигрывает в настольных играх, а второй готов на все, чтобы не поиграть. Наверное, иногда они встречаются. Но в любом случае обоих я уважаю.
Доггер беспомощно разводит руками. Ждет скандала? Вот уж нет. Теперь ты так просто от меня не отделаешься, дорогуша.
– Я правда… Агата, я поэтому больше и не хочу…
– Перестань. Это жизненный опыт. Включу в рукопись. – На самом деле мне так тяжело дышать, что с трудом выталкиваю фразы сбивчивым полушепотом.
– Его забрали. – Наконец смотрит на меня. Он доволен. Он наслаждается успехом. В эту секунду по крайней мере.
Киваю.
– Я боялась, что он тебя застрелил.
– Нет, это я прострелил ему ногу.
– Зачем?
– Чтобы прыть унять.
Начинаю хохотать и не могу остановиться. Есть сардонический смех? Это он. Болят ребра, за ребрами, у меня трясутся руки и хрипами пережимает горло, я пытаюсь остановиться, но не могу, не могу.
Доггер сгребает меня, впечатывает в себя, так крепко обнимает за плечи, что становится еще больнее. Пытаюсь взять себя в руки, но вместо этого беру в руки теплую ткань его рубашки.
– Все в порядке. Не пытайся успокоиться. Оно само кончится. Все хорошо, Агата.
Он немного покачивается, покачивая и меня, как метроном. Поглаживает по спине. Пальцами по позвоночнику. Вверх-вниз, вверх-вниз.
– Я тебя испугал. Прости. Это я виноват. Все хорошо. Я постараюсь тебя больше не пугать. Давай ты расскажешь, где ты прячешь тут виски. Я выпью, а ты понюхаешь. И пойдем спать.
– Какой ты на самом деле, Доггер? – Заглядываю в его глаза.
– Довольно занудный.
– Как экклезиастические списки?[49]
– Нет, еще занудней.
– О, боже, я этого не вынесу.
Глава 18
Крыжовенное варенье
– Это, конечно, просто потрясающе: я везу тебя на свидание с Перкинсом.
– Это не свидание, ты везешь меня пристыженно извиняться. – Машина проносится мимо отары овец. Я задумчиво провожаю их взглядом. Вчера вечером думала над формулировками и в итоге написала пять вариантов: три Доггер забраковал из-за того, что начинались с фразы – «простите, но вы сами виноваты, сержант Перкинс». – И давать показания инспектору Митчеллу по поводу Финчли. Я уже, честно говоря, про него забыла. А что Макс? Ты с кем-то созванивался?
– И да, и нет. – Доггер досадливо морщится, не отрывая взгляда от дороги. – Они мне сами позвонили, предлагали вернуться обратно. Вероятно, кто-то сверху оказался под впечатлением, что я не пристрелил Макса на месте после всего, что он исполнил. – У меня чувство, будто чужая рука снова сжимает горло. Только вот в этот раз я в ужасе не от Макса, а от перспектив. – Я закинул им идею, что гадалка была шпионом.
– Правда? А есть доказательства?
– Пусть Макс попробует доказать, что не была. – Невозможно: дневники Макс, скорее всего, уничтожил – остался лишь один, не содержащий ничего интересного. Интересно, стоит ли в ближайшее время ждать в нашей деревне нашествия мужчин в дешевых пиджаках? Я бы посмотрела на их попытки вскрыть несуществующую агентурную сеть.
– Какой ты мстительный.
– Ты себе не представляешь.
В воцарившееся молчание можно вложить очень многое. Я помню, как Доггер говорил про отца семейства с удачной карьерой. Если он решит продолжить… свои занятия, не должна препятствовать. Хотя уверена, что в этом случае вряд ли увижу его вновь. Так и не поняла, кто он, но парасеты, харрибы и шантажисты с семейной жизнью в моем сознании не увязываются. Что ж. Останусь одна. Мне не привыкать. Мужчины, к сожалению, не собаки, их на цепь не посадишь. Да и собак не стоит сажать на цепь.
– Ты так расстроилась из-за моей мстительности?
– Нет, я в ожидании вердикта.
– Какого?
– Доггер, ты только что сказал, что тебя позвали обратно.
– И что? На следующей неделе приезжают рабочие. Ты видела прораба? – Я киваю. Стоило мне только услышать «Здорова вам, мадам, как чего хренанется у вас тут все, как пить дать, прям днями, едрить», как я бросила на амбразуру Доггера и малодушно сбежала в кабинет под предлогом работы. Я видела прораба. Я помню, что рабочие приезжают на следующей неделе. Но внутри крыжовенное варенье счастья разливается совсем не от