Дело № 92–10945. Из дневника Коры Э. Лэндри

10 февраля 2018 года

В общем, вчера мы с Вайолет все-таки выбрались на вокзал. Правда, я не сказала, что мы идем искать подарок, который оставил мне Уизер. Не знаю почему: то ли боялась, что Вайолет мне не поверит, то ли сама не верила.

Она все спрашивала меня, что такого важного я собиралась ей сообщить, но я никак не могла решиться, поэтому пообещала объяснить позже, после ужина.

Маме мы сказали, что просто ненадолго сходим в парк, она предложила нас подвезти, но я отказалась, пояснив, что мы хотим прогуляться. Я попросила ее придержать Скиттлз, чтобы та не выскочила вслед за нами, но мама только закатила глаза, продолжая резать овощи к ужину, и велела нам быть дома не позже шести.

Было холодно. Весь день шел снег, поэтому я надела зимние ботинки, а Вайолет дала старые сестрины сапожки. Она сказала, что ее зимняя обувь осталась дома, но вряд ли у Вайолет она вообще есть. Я ни разу не видела ее в сапогах, хотя большинство ребят все равно не ходят в школу в зимних ботинках, так что и неважно.

До рельсов мы шли минут пятнадцать и, похоже, были там первыми за долгое время – по крайней мере, с тех пор, как пошел снег. Земля казалась ровной и сверкающей, без всяких следов. Даже не хотелось портить эту чистоту и белизну. Краем глаза я заметила, как мимо пробежала Скиттлз: ее золотистая шкурка мелькнула на снегу, словно лучик солнечного света. Должно быть, кошка все-таки выскочила за нами.

– Вот же дурашка, – бросила я ей вслед. А Вайолет решила, что я обращаюсь к ней, и мы обе рассмеялись.

Мы искали кошачьи следы на снегу, но их сразу занесло ветром. Однако я не переживала: Скиттлз всегда находит дорогу домой.

Я спросила Вайолет, верит ли она в существование Уизера, а она засмеялась и заявила, что об этом речи быть не может, и тогда я рассмеялась тоже. Мы долго шли по рельсам, увязая в снегу, пока не запыхались. Затем Вайолет отрешенно призналась, что иногда ей кажется, будто Уизер все же существует, и тогда очень интересно, куда бы он пошел в такой холод.

Я с минуту озадаченно смотрела на нее, не понимая, смеется она надо мной или нет. Но потом Вайолет сказала, что он, наверное, ночует в каком-нибудь товарном вагоне.

Думаю, в этом есть смысл, хотя внутри вагона вряд ли намного теплее, чем снаружи.

Я предположила, что Уизер ночью пробирается в дома людей и прячется под лестницей или в чулане. Вайолет спросила, а как же он попадает в дома. Я хотела объяснить, что он скребется в окна и проникает через вентиляционные отверстия, но вместо этого сказала, что, скорее всего, он входит и выходит точно так же, как и Скиттлз: когда кто-то открывает или закрывает дверь.

Мы подошли к товарному вагону, на боку которого виднелся облупившийся цветок. Следов вокруг здесь тоже не было, но дул довольно сильный ветер, и когда я оглянулась, оказалось, что наши с Вайолет отпечатки уже почти полностью замело.

– Я замерзаю, – поежилась Вайолет. – Давай вернемся к тебе.

– Погоди, – попросила я. – Хочу посмотреть, что внутри.

– Зачем? – удивилась Вайолет. – Это всего лишь старый товарный вагон. Там, наверное, зимует койот или какое-нибудь другое дикое животное.

– Койоты не впадают в спячку, – возразила я, но думала не о животных.

Дверь была чуть-чуть приоткрыта, но забраться внутрь оказалось нетрудно.

– Ты идешь? – спросила я Вайолет.

Она тряхнула головой, отказываясь, а меня назвала ненормальной. Но прозвучало совсем не грубо – скорее как признание моей смелости.

Внутри было темно и пахло маринованными огурцами. Такие папа любит есть прямо из банки. Товарный вагон был пуст, если не считать деревянного ящика и стоящей на нем стеклянной банки. Никакого Джозефа Уизера. Я, хоть и не ожидала его там увидеть, все равно была разочарована. Подошла к деревянному ящику и увидела, что в стеклянной банке что-то есть. Лист бумаги и ириска в фантике.

– Ты скоро? – позвала снаружи Вайолет.

– Одну минутку, – отозвалась я, снимая варежки и откручивая металлическую крышку. Справившись с крышкой, я полезла в банку. Листок оказался сложен в плотный квадрат, а пальцы у меня так застыли, что я его с трудом развернула.

Взгляд скользнул сразу в конец записки. Она была от Уизера. Желудок у меня взбрыкнул, и я мигом перестала мерзнуть. Развернула ярко-желтую ириску и на секунду услышала в голове мамин голос, запрещающий есть ее – она может быть ядовитой. Но я все равно положила конфету в рот. У нее был вкус солнца.

Дело № 92–10945

ДОРОГАЯ КОРА,

Я ЗНАЛ, ЧТО ТЫ ПРИДЕШЬ! НАДЕЮСЬ, КОНФЕТКА ТЕБЕ ПОНРАВИЛАСЬ. НИКОМУ НЕ РАССКАЗЫВАЙ!!! ПУСТЬ ОСТАНЕТСЯ ТАЙНОЙ, ИНАЧЕ У НАС ОБОИХ БУДУТ ПРОБЛЕМЫ. ЖДАТЬ УЖЕ НЕДОЛГО, И СОВСЕМ СКОРО МЫ ВСТРЕТИМСЯ ЛИЧНО.

С ЛЮБОВЬЮ,

ДЖОЗЕФ

Бет Кроу. 18 апреля 2018 года, среда

Я, конечно, могу попробовать вздремнуть здесь, но на стуле в комнате ожидания не очень-то поспишь. У противоположной стены на единственном диване неуклюжим калачиком свернулся Макс. Он, похоже, замерз, но прикрыть его мне нечем.

Что делать с работой? Я уже пропустила два дня, и еще слишком недавно приступила, чтобы попросить отпуск. К тому же, если я не работаю, мне и не платят.

Я смотрю, как Макс спит, сложив руки под щеку, на которой за ночь появилась тень – щетина. Не успела я и глазом моргнуть, как сын возмужал. А дочь из милой тихой двенадцатилетней девочки превратилась в узницу психиатрического отделения, которую обвиняют в покушении на убийство лучшей подруги в приступе безумия.

В животе громко бурчит. С ума сойти: даже в такой сложный момент тело способно предать. Я не ела со вчерашнего утра, и при мысли о еде меня тошнит, но хотя бы ради Вайолет и Макса надо позаботиться о себе.

Я встаю и потягиваюсь, разминаю ноющие от долгого сидения мышцы, иду к Максу и мягко потряхиваю его.

– Сынок, – шепчу я, и глаза у него открываются. – Пойду поищу еды. Ты оставайся здесь, я и тебе принесу что-нибудь.

Мальчик кивает и снова закрывает глаза.

Я спускаюсь на лифте на