Кровь, кожа, кости.

Стеклянная комната, свет свечи мерцает, отражается, преломляется. Аромат духов, мужского желания и сигарного дыма.

Черные маски, одна черно-белая: галка, сорока, грач, ворон. Вокруг сверкающее стекло и блестки, перья, бусы и аромат хереса, разлитого по старому деревянному полу.

И что-то еще – крещендо шума, запахов и дикости.

Жар, кровавый след на полированном дереве. Обладание. Плоть к плоти. Насилие, жестокость, зверство.

Конни вспомнила себя, двенадцатилетнюю – она тогда уже все понимала, и все-таки не понимала. Вспомнила, как глядела вниз поверх перил на темный полумесяц – полукруг из пальто и мужских спин. Выходные туфли, лакированная кожа. Касси кричит, колотит руками по воздуху, пытается остановить их.

Оглушительная, внезапная тишина – жизнь угасла. Задушена. Желтая лента в руках мужчины.

Страх, переходящий в гнев. Конни понимала, что так нельзя, что она должна помочь. Должна спасти подругу от этих черных бровей и клювов, от желтой ленты, туго стянувшей шею Касси.

Кожа, кости, кровь.

Конни кричит и бежит вниз. Срывается с лестницы в темноте, и следом – долгое, долгое, долгое падение. Свободное поначалу – просто полет. В невесомости.

Удар головой о каменный пол у подножия лестницы. И больше ничего. Все исчезло в один миг.

Невинность, любовь, дом, безопасность. Все исчезло.

* * *

Конни сама не помнила, как очутилась на ногах. Резко, неожиданно ее согнуло пополам от горя. Судорогой скрутила память о Касси, подруге и наставнице. Память о том, что когда-то о ней заботились, берегли и лелеяли. Осознание того, что она потеряла. Что у нее отняли.

После света – тьма. После любви – молчание. Лишь тоскливое биение ее детского сердца, оставшегося в одиночестве. Конни крепко обхватила себя руками. Это чувство утраты было привычным. Часто оно подкрадывалось к ней в предрассветные часы – подразнить видениями того, какой могла бы быть ее жизнь. Она всегда думала – может быть, это все из-за того, что она никогда не знала своей матери?

Теперь она знала, кого оплакивала, – Касси.

Как это жестоко – вспомнить наконец через столько лет. Вспомнить только для того, чтобы понять, как много она потеряла.

Касси мертва. Убита на глазах у Конни. Уже десять лет как мертва.

– Ты здесь?

Она резко вздрогнула от громкого голоса Гиффорда, раздавшегося в спальне. Штормовой ветер за окном набирал силу. С треском ударял в стены домов, свистел вокруг, дребезжал оконными стеклами. Конни сразу же подошла к отцу.

– Это я, Гиффорд, – тихо сказала она. – Всего лишь я.

Его мутные глаза скользнули по залитой лунным светом комнате, а затем остановились на Конни. К ужасу своему, она увидела у него на лице слезы.

– Ты цела, – выдохнул он. – Ты хорошая девочка, Конни. Хорошая. Ты присмотришь за своим бедным старым отцом. Ты никогда меня не бросала.

Конни хотелось еще немного задержаться в прошлом. Побыть с Касси. Вспомнить побольше об их жизни вместе и не сдаваться горю. Но, как и много раз до того, она заперла свои личные чувства на замок, чтобы они не мешали заботиться об отце.

– Ты помнишь, что произошло? Ты зашел в кладовую что-то поискать и, наверное, упал? Ударился головой? Ты помнишь?

– Доказательства, – сказал он, постукивая себя по носу. – Имена, улики. Я сдержал слово, девочка. Я ничего не сказал.

– Клуб врановых. Так, да? Ты сделал витрину. Красиво, я видела. Ты за этим и ходил в кладовую?

Но Гиффорд уже погрузился в свои мысли и не слышал ее. Замотал головой.

– В конце концов, это ничего не изменило. Она мертва. Все зря; она все равно умерла. – Он вдруг поднял голову и посмотрел ей в глаза. – Касси мертва, понимаешь?

Она кивнула. Они скорбели вместе, признав наконец ту утрату, что отдалила их друг от друга на десять лет.

– Я знаю, теперь вспомнила. Я помню ее.

– Все эти годы… – Он покачал головой из стороны в сторону. – Все эти годы я держал слово. Ничего не говорил. Пытался сделать лучше для нее. А теперь? – Он пожал плечами, руки у него безжизненно повисли. – Умерла. Мне даже о похоронах не сказали. Почему так? Разве я не имею права знать, когда ее опустят в могилу?

Мэри вдруг проснулась и резко выпрямилась на жестком деревянном стуле. Дэйви тоже зашевелился. Не говоря ни слова, Конни жестом велела им обоим выйти. Обеспокоенная Мэри притянула мальчика к себе и увела из комнаты.

Конни положила руку на плечо Гиффорда.

– Не растравляй себя.

– Мне показалось, я видел ее. На кладбище. Волосы, синее пальто – я думал, это она. – Он глубоко вздохнул. – Призрак.

Он вдруг взвыл, и от этого звука, полного боли, Конни пробрало холодом до костей.

– Это был не призрак, – попыталась объяснить она. – Это была живая женщина – Вера Баркер, она была похожа на Касси. По крайней мере, мне так кажется.

– Призрак, – повторил Гиффорд. – Я знал, что этого не может быть. Они мне сказали. Написали. Уже неделю как умерла.

– Касси умерла давно, отец, – сказала Конни так мягко, как только могла.

– В апреле, вот когда. Мы как раз только-только подготовились. Дождались подходящего момента. – И вновь посреди своего бессвязного бормотания он вдруг посмотрел Конни в глаза ясным взглядом. – Грипп – так было сказано в письме. Почему мне не говорят, когда ее будут хоронить? У меня есть право, верно ведь, Конни? Я имею право знать.

Она видела: Гиффорд вот-вот доведет себя до такого состояния, что до него уже будет не достучаться, что бы она ни говорила и ни делала.

– Конечно, ты имеешь право, – сказала она, пытаясь вникнуть в суть его путаных речей. – Я им скажу.

Он кивнул.

– Скажи, скажи. Я столько лет ждал. Оплачивал счета. В лечебнице должны сказать мне. У меня есть право.

Конни похолодела.

– В лечебнице Грейлингуэлл?

Гиффорд вдруг расхохотался, а потом приложил палец к губам и прошептал: «тсс!»

– Мы держали это в секрете, – сказал он, наклоняясь к Конни. – Они должны были так думать, для ее безопасности. Все оставалось между нами. – Он приложил палец к губам Конни. – Даже Дженни не знала.

– Дженни?

Но глаза у него были мутные, непонимающие. Короткий проблеск осмысленности, прояснения сознания угас. Гиффорд положил худую руку на плечо Конни.

– И тебя тоже нужно было уберечь.

Глава 39. Норт-стрит. Чичестер

Четыре часа.

Дождь барабанил по крышам домов на Норт-стрит, рикошетом отскакивал от красной черепицы и серого сланца, отмывал все начисто. Паллантс и Малый Лондон, Лайон-стрит и Чапел-стрит.

Гарри не мог уснуть. Несколько часов