Так и не сумев заснуть, служанка зажгла лампу, сходила за корзинкой для шали, которую начала вязать, и приступила к работе, надеясь, что это отвлечет ее и навеет сон. Прошло несколько минут, и она отложила вязание. Я должна увидеть ее в последний раз.

* * *

Коридор был пуст. Мадам Августа, держа в руке подсвечник, на цыпочках подошла к спальне покойницы. Пламя свечи отражалось на стене призрачным тусклым светом. В тишине только едва слышно звякала связка ключей.

Дойдя до двери, служанка поставила на пол подсвечник, вытащила ключи и нашла нужный. Потом вставила его в замок. Легкий щелчок – щеколда поддалась. С замиранием сердца мадам Августа снова взяла подсвечник, тихонько повернула ручку двери и приоткрыла ее. Комната утопала во мраке. Не смея зажечь лампу, опасаясь быть застигнутой, служанка крадучись подошла к кровати с балдахином, освещая путь мерцающим огоньком свечи, потрескивавшей в темноте.

Занавески кровати были задернуты. Мадам Августа медленно, дрожащей рукой раздвинула их. Под одеялом вырисовывались очертания тела мадам Жанны. Лицо и грудь накрыты тканью. Мадам Августа осторожно откинула ее. Слезы подступили к глазам при виде тела ее хозяюшки, казавшейся еще слабее обычного. Черты лица мадам Жанны застыли, кожа белела как мел, но выражение лица так безмятежно – впору подумать, будто она спит. Руки были сложены на груди. Во всем этом было что-то странное, но она не могла догадаться – что именно. Она перекрестилась и начала молиться: «Благословенна ты, Мария, матерь Божья».

Скрип заставил ее вздрогнуть. Потом послышался снова. Только бы это был не доктор Левассёр! Увидев, что она ослушалась его приказов, он придет в ярость… Она лихорадочно соображала, что ему скажет. Совсем просто – правду: ей хотелось отдать последний долг мадам Жанне. Она поставила свечу на комод и, насторожившись, ждала.

Дверь, которую она оставила полуоткрытой, распахнулась настежь. Мадам Августа так испереживалась, что ее уже не держали ноги, и она опустилась в кресло. На пороге выросла чья-то тень. Господи помилуй…

Это был Тристан. Деревянной походкой он прошел в спальню и подошел вплотную к кровати. Он долго смотрел на неподвижное тело, а потом заговорил странным, монотонным и безжизненным голосом:

– Мама… На ней нет кольца.

Мадам Августа была потрясена до глубины души. Можно подумать, что несчастный мальчик не понимал, что его мать скончалась. Опираясь на подлокотники, она с трудом попыталась подняться.

– Мсье Тристан…

Он обернулся, взгляд был неподвижный и тусклый, он как будто не узнавал ее.

– Она никогда не снимает его, – продолжал он.

Служанка подошла совсем близко к нему. Она видела прямо перед собой его расширенные зрачки, потерянное лицо. Она вспомнила – еще ребенком ему случалось вставать по ночам, это как-то по-ученому называлось. А на самом деле он спал стоя и его находили в самых неожиданных метах. Что это – еще один такой приступ?

– Мсье Тристан, вы узнаете меня? Это я, мадам Августа.

Он наморщил лоб, словно вспоминая, где ее прежде видел.

– Я провожу вас до вашей комнаты.

Она снова прикрыла лицо покойницы, задернула шторы, подняла подсвечник, потом взяла юношу за руку. Они вышли на лестничную площадку. Мадам Августа прислушалась, потом отпустила руку мальчика, чтобы запереть дверь на ключ.

Доведя мсье Тристана до его спальни и убедившись, что он снова лег в кровать, мадам Августа вернулась к себе, довольная, что никого не встретила по дороге. Она погасила свечу и, едва ее голова коснулась мягкой подушки, заснула как убитая.

LIX

Мадам Августу разбудили шум мотора и скрип колес. Все ее тело ныло от сильной усталости, но она тяжело вылезла из постели и подошла к окну. Перед домом остановилась большая похоронная машина. Из нее вышли четверо в черном. Она поспешно оделась и заменила ночной чепец на белый кружевной.

Спустившись до первого этажа, служанка услышала, как в коридоре зазвонил колокольчик входной двери, и бросилась ее открывать. На пороге стояли четверо служащих похоронного бюро, а у их ног – гроб с золотыми рукоятками. Старший из них заговорил:

– Позвольте представиться. Мсье Намнежаль-старший, а вот три моих сынка. Мы тут по запросу доктора Левассёра, супруга почившей мадам Левассёр, пришли тело забрать.

Ошарашенная видом гроба, мадам Августа отступила, пропуская их в дом.

– Мадам Жанна на третьем этаже. Я вас провожу.

Мужчины обменялись обескураженными взглядами. Третий этаж… Тем временем появился и доктор Левассёр. Он не успел побриться и вышел в такой мятой одежде, как будто в ней и спал.

– Оставьте, мадам Августа. Я сам всем займусь. Приготовьте завтрак и сварите кофе покрепче.

Прислуга с сожалением повиновалась. Ей очень хотелось бы посмотреть, как мадам Жанну положат в гроб, чтобы не доверять такого дела одним только этим мужикам. На кухне она увидела гувернантку – та сидела за столом и доедала ломоть хлеба. Даже не поздоровавшись, подбросила полено в печку и поставила кипятиться воду, но, не в силах бросить на произвол судьбы свою хозяйку, решилась снова ослушаться приказов доктора Левассёра и пойти в комнату умершей.

Запыхавшись, мадам Августа поднялась в башенку. Дверь круглой спаленки была полуоткрыта. Доктор Левассёр что-то обсуждал с мсье Намнежалем. Гроб стоял рядом с кроватью, занавески у нее по-прежнему были задернуты.

– Покойница лежит на этой постели? – осведомился работник похоронной службы.

– Точно так. Я уже одел ее для захоронения и сам положу в гроб, – изрек врач.

– Позволю себе заметить, доктор Левассёр, что по обычаю останкам положено три дня полежать, прежде чем их похоронят.

Медик сухо возразил:

– Мой сын очень взволнован смертью матери. Я хочу избавить его от зрелища ее трупа. Извольте выйти, я уведомлю вас, когда закончу дело.

Предприниматель поджал губы.

– Как вам будет угодно, мсье.

Он знаком показал сыновьям: выходим – и сам вышел следом за ними. Мадам Августа едва успела прижаться к стене. Она вытащила из кармана платок и сделала вид, будто промокает глаза. Служащие похоронного бюро ее даже не заметили.