не желает им жуткой жизни в условиях государственных клиник. Другие из эгоистичных соображений: не хотят иметь психически больную родню, удар по репутации, сплетни, растрата сил на уход, ограничения на некоторые профессии. А у вас и забота, и присмотр, и даже иллюзия работоспособности и полноценной жизни. Я так понимаю, на виноградниках трудятся тоже ваши подопечные?
– Все не так. Вы сделали выводы на пустом месте, и выводы ошибочные, – Марья старалась говорить холодным тоном, но голос ее дрожал. Страх и паника переполняли женщину. Вергасова попала в точку. – Вы ошибаетесь.
– Со мной случается, – не стала спорить Кира; в ее взгляде появились жесткость и презрение. – Я успела посмотреть не много папок, да и разбираться не стала, живут сейчас эти люди в вашей общине или уже нет. Но диагноз Дарьи гарантирует ей место в психиатрической клинике. Один из возможных симптомов ее заболевания – это нанесение себе и посторонним физических увечий. В зависимости от общей картины, конкретно ее сюжетных галлюцинаций и фантазийной картины бреда. Кем она себя мнит? Где-то зафиксирована полная история ее фантазий? Наверняка же проводилась терапия!
– Если бы лежала в государственной клинике, как вы выразились, в жутких условиях, все так и было бы. Она лежала бы в больнице и была бы больной. А у нас она жительница общины, которая делает украшения на благо общины. Здесь она прекрасно себя чувствует. Немного запутанное сознание, рассеянность, больше ничего. Она принимает только седуксен, скорее от бессонницы. И у нее есть, как вы выразились, иллюзия нормальной жизни. – Марья очень старалась говорить спокойно. У нее почти получалось. Если бы Кира не видела расширенных зрачков, подрагивающих уголков губ и крепко сцепленных рук, в которые сестра передавала все напряжение тела, она бы поверила, что та спокойна. – Что касается виноградников… Люди с удовольствием работают. Немного и посильно. Это полезно для тела и для психики. Мы ухаживаем за лозами, обрабатываем, собираем урожай. Здесь редкие терруарные[18] условия. Мы даже не изготавливаем вино. Занимаемся только растениями. Каждый работает, сколько может и по желанию. У нас не плантации с рабами.
Кира тихо присвистнула.
– Угу. Кто сдал сюда Дарью? Кто платит за ее пребывание? Она говорит про сына. Говорит про того, кого питает силой. Кто это? Любой бред имеет под собой основу.
– У вас в руках ее карта, – напомнила Марья.
– Здесь написано Асташенкова Елена Анатольевна.
– Все верно. Это дочь Дарьи. Она ее разместила у нас, она за нее платит. Иногда, навещает, – поведала глава общины, уже спокойнее. – Редко. Поверьте, из каких бы добрых и благих намерений к нам не привозили, благодеяния заканчиваются на оплате пребывания родственников здесь. Сюда не спешат приезжать. Наших обитателей не часто посещают. Здоровые редко желают видеть больных.
Марья положила папку, которую отдала ей Кира. Та продолжала задумчиво обмахиваться документами Дарьи.
– Вы, как я понимаю, специалист в области психиатрии, значит понимаете, как бурно полыхает ее воображение. Знаете все симптомы. В своих фантазиях Дарья борется со злом, выполняет строгие ритуалы, чтобы добро победило. Восторженные состояния сменяются депрессией, она часто не в реальном времени, вообще в вымышленном мире, которого не существует. Но здесь это не имеет значения.
Кира кивнула.
– У нее нет сына. Она его придумала. У нее дочь.
Марья разложила перед Кирой журнал, который взяла с простой открытой полки стеллажа.
– Это журнал посещений. Здесь все записано. Взгляните, – Марья предложила посмотреть журнал обеим девушкам.
– Не часто навещает Дарью дочь, – признала Аня.
– Не часто, – согласилась сестра. – Наверное, не хочет слышать про сына. Но посещает только она. Больше никто.
Покидали общину девушки без сопровождения, хотя и чувствовали взгляды в затылок. Узкую полоску леса они преодолели без помех. Охранник шутливо отдал честь.
– Убийца мог купить украшения в магазине на набережной, – предположила Аня.
– Мог. А мог украсть у той, что купила в магазине на набережной, – поддакнула Кира. – Украшения не комплект. Еще где-то есть кольцо, может быть, ожерелье или подвеска, а может пойти по кругу – и снова серьги, браслет, кольцо.
Аня нахмурилась и молчала. Насупленная Кира вела машину к побережью. Вергасову редко мучала совесть за устроенные представления, а вот неудачу она переживала тяжело.
– Община ведет противозаконную деятельность, – без энтузиазма напомнила Аня.
– Ну да, ведет. – Кира махнула рукой. – И эта противозаконная деятельность весьма полезна. Даже если кто-то наживается на двойной оплате. Бесплатный труд на виноградниках и оплата от родственников. Так ли уж велики эти суммы?
– Согласна. Вряд ли это можно назвать крупным бизнесом, – проговорила майор Герц.
– Больше пользы от этой противозаконной деятельности, чем вреда. Ну разнесем тут все. А смысл? В государственной психушке появится два десятка новых пациентов? Кому-то из политиков или бизнесменов придется отвечать на неудобные вопросы, а их службе IT-безопасности чистить интернет от сплетен.
Кира вздохнула и улыбнулась. Хорошее настроение к ней быстро возвращалось.
А когда они уютно устроились в ресторанчике на веранде, дело и вовсе перестало казаться таким тупиковым.
– Можем вернуться домой, – предложила Кира, подумав, что Аня наверняка хочет поскорее оказаться рядом с мужем. – Ты спишь сейчас, я через два часа. Доедем к рассвету.
– Если честно, я валюсь с ног. Предпочла бы выпить вина и оказаться в кровати, а не спать скукоженной в машине, – хмыкнув, призналась Аня.
– Я бы тоже выбрала нормальную кровать в хорошей гостинице, – согласилась Кира. – И вина. Можем пройтись по какому-нибудь парку или набережной, послушать цикад или шум волн для полного релакса…
– Все-таки мужской организм выносливее женского, – рассуждала Аня, когда они на Нижнеимеретинской набережной пили красное сухое «Лефкадия Мальбек», глядя на бескрайнее ночное море.
Краснодарский край готовился к осени. И если яркое небо и жаркое солнце еще даже намекать не начали, что впереди смена сезона, на подходе холода и сырость, то море спешило. Вода всегда спешит. Все чаще и чаще выкатываясь на берег высокими волнами, штормило, кидалось камнями, ясно давая понять, что праздником лета заправляет оно.
– Муж приезжает из командировки. Он провел целый день в машине, еще заходил к контрагентам, решал какие-то вопросы, разговаривал, работал, но он в состоянии идти куда-то ужинать, гулять со мной, улыбаться. Я могу только вырубиться. Хорошо, если до кровати доползу! – возмущалась Аня, перекатывая вино по стенкам бокала.
– Он донесет до кровати, если решишь свернуться калачиком на дверном коврике, – пошутила Кира. – Не просто же так ты замуж выходила.
– А можно задать неприличный вопрос? – робко спросила Аня. – Самбуров мой начальник. Не совсем корректно… Но…
– Да, мы поженимся, – опередила ее Кира. – Я, во всяком