Тая спрыгнула с кровати и на четвереньках полезла под стол, квартировавший там Лавр проснулся и недоуменно тявкнул.

— Прости, прости, Лавруша, — бормотала Тая, пытаясь найти магнитофон, — где же он… где же он… зараза! А, вот! Нашла!

Она извлекла его на свет божий и воткнула вилку в розетку. Заиграла медленная, романтичная музыка, которую мой магнитофон, как всегда, принялся озвучивать своими собственными ₽зд охами, шепотами и поскрипываниями.

— Ну, вот теперь другое дело, — Тая вернулась на диван, — за что выпьем?

— А, все равно! За что ни пьешь, все равно ничего никогда не исполняется.

— Вдруг на этот раз повезет? Я хочу выпить за то, чтобы мы были счастливы и чтобы в жизни у нас все получилось.

— А я хочу за свою мечту, за свою собственную, ладно?

— Какую? Разбогатеть?

— Это само собой, я очень хочу разбогатеть, а потом в каком-нибудь ресторане с видом на Капитолий попробовать суп из птичьих гнезд.

— Чего? — растерялась Тая. — Из чего суп?

— Из птичьих гнезд, — вздохнула я.

— Что-то тебя все время на еду тянет, сначала омары, теперь эти гнезда… слушай, ты, вообще, хорошо питаешься?

— Сносно. Понимаешь, одно дело слопать что-нибудь вкусное, а другое — попробовать именно то, что тебе и не снилось. Это не просто еда, это недостижимый символ совсем другой жизни, совсем другой, в которой тебе все доступно, ты можешь все изведать, все испробовать…

Тая неожиданно всхлипнула и заплакала, проливая мартини себе на свитер, следом зарыдала я, чуть позже солидарно завыл Лаврентий.

— Бедные мы с тобой несчастные! — Тая допила все, что не успела пролить. — Почему нам так не везет? Почему мы не родились дочерьми Ротвейлера?!

— Рокфеллера, а не ротвейлера, — всхлипнула я, — из меня бы такая принцесса получилась! Пирожное с кремом, а не принцесса! Как жить-то, а?!

— Не знаю, — глубоко вздохнула Тая и немного успокоилась. — Слушай, надо хорошенько подумать, как разбогатеть честным путем.

— Почему обязательно честным? — Перед моими глазами возник банк, в котором работала подруга. Тая увидела его отражение в моем взгляде и покачала головой.

— Нет, банк мы грабить не станем.

— Почему? Жалко, да?

— Да нет, не жалко, просто не получится.

— У всего мира получается, а у нас не получится? Чем мы хуже?

— Как правило, это заканчивается воем сирены и криками: «Здание окружено, выходите с поднятыми руками!»

— Ну, это уж как повезет, — я вздохнула и посмотрела в окно, — что же делать… что же делать…

— На рецензиях ты уже не хочешь богатеть?

— Да ну, — отмахнулась я, — на них я до птичьих гнезд не дотяну, в крайнем случае, до супа из крабовых палочек. Надо придумать какой-то другой способ, чтоб наверняка…

— Книгу напиши.

— Ага, а потом всю жизнь носиться по издательствам и пытаться ее пристроить! Тебе хорошо, ты в банке работаешь, в любой момент можешь наворовать денег — и за границу! А я в своей несчастной редакции чего наворую?

— Почему обязательно воровать? Можно выйти замуж за миллионера…

— За какого?

— Ну…

— Вот именно.

— Черт возьми! — Тая слезла с кровати и принялась расхаживать по комнате. — Должен же быть какой-то выход!

— Должен, — вздохнула я и потерла отчаянно слипающиеся глаза. — Давай спать, может, приснится?

Тая кивнула.

Всю ночь мне снилось, что я прихожу во сны Льва Леонова то в виде муравья, то в образе Наполеона и каждый раз, с разными угрозами, требую денег…

Утром, когда я проснулась, Таи уже не было, а на тумбочке лежала записка: «Умчалась на работу, позвоню, мысленно богатею».

— Я тоже, — кивнула я записке.

Следом проснулся Лаврентий и стал требовать своей законной прогулки. Я влезла в растоптанные ботинки, натянула древнюю куртку-пуховик, неоднократно покусанную и подранную Лавром во многих местах, взяла мусорное ведро в одну руку, собачий поводок в другую и поплелась на улицу. По утрам меня совершенно не волновало, как я выгляжу, в это время во дворе не было никого, кроме дворняг и котов, а они ко мне уже привыкли.

Оказавшись на свободе, пупсик тут же принялся беситься по полной программе, пришлось быстренько спускать его с поводка, пока он не перевернул меня вместе с ведром. Лавр умчался гонять ворон и голубей, а я осторожно, дабы не растянуться на подмороженной слякоти, направилась к мусорным бакам. Настроение было страх каким паршивым, да еще и похмельным к тому же… Возле баков было сильно подморожено, и я остановилась, высматривая безопасные тропы.

— Девушка, извините, не подскажете, есть здесь телефон поблизости?

Догадавшись, что обращаются ко мне, я обернулась и, потеряв равновесие, едва не грохнулась вместе со своим ведром.

— Осторожнее! — говорил высокий, чуть лысоватый мужчина приятной наружности, в очень дорогом пальто. Мелкими шажками я отошла от особо опасного участка гололеда и задумалась, вспоминая, где поблизости телефон.

— Понимаете, у меня что-то с машиной, не могу понять что, полночи простоял в каком-то закоулке, и сотовый, как назло, сел, ни позвонить, ни до мастерской доехать, — поделился мужчина.

— Есть телефон, через три двора. Но не знаю, работает или нет, там постоянно кто-то трубки откусывает.

Я заметила, что мужчина как-то излишне пристально меня рассматривает, наверное, думает, что бомжиха и роюсь в мусорке… вон, уже целое ведро насобирала! Я страшно за себя обиделась, отвернулась от обладателя севшего сотового и неработающей машины и с достоинством поползла к бакам с твердой решимостью избавиться от отходов. Проделав это, я спустилась вниз. Мужчина стоял на прежнем месте и продолжал меня рассматривать.

— Через три двора телефон, — сердито буркнула я, изо всех сил сохраняя величие.

По возможности беззаботно помахивая ведром, я отправилась на поиски Лаврентия. Судьба издевалась надо мной в прямом смысле слова — именно сегодня, когда на мне надеты именно эти лохмотья и в руках мусорное ведро, в моем дворе должен был оказаться миллионер, у которого здесь и сейчас сломалась машина… Господи-и-и!

— Девушка, постойте!

Позор мне, позор!

— Девушка, — он догнал меня, — извините, вас случайно не Сеной зовут?

Я в изумлении уставилась на него.

— Да-а-а, а вы откуда знаете?

— Боже мой, Сена! — воскликнул он. — Ну конечно, это ты! Ты меня не узнаешь?

Я совсем растерялась и отрицательно покачала головой.

— Конечно, почти пять лет прошло, ты могла и забыть! Я Леонид, помнишь? Мы познакомились с тобой на море, ты каталась на катамаране, потом перевернулась, а я тебя выловил, помнишь? Мы с тобой полгода потом встречались…

Челюсть моя медленно отвисла. Леонид… это действительно был Леня, только немного полысевший и явно хорошо преуспевший. Роман с ним был самым длинным в моей жизни, всего с тремя серьезными