– Что это значит? – прорычал полковник.

– Я же вам го-го-говорил… – начал рыжебородый, заикаясь.

– Олег, успокойся! – начал было Ктырь, выставляя перед собой руки. – Только не нервничай…

– Я… – заговорил вдруг Пит писклявым голосом. – Я звонил… И вам, и другим… Не отвечали. Я пытался. Не получилось. Не смог. Не сумел…

Полковник оскалился. Сгрудившиеся за его спиной родители издали одновременный звук – то ли рык, то ли стон. Два десятка глаз сверкали из глубоких впадин. Сжатые кулаки покачивались.

– Олег… – снова начал Ктырь, но продолжить не успел.

– Твари! – вдруг рявкнул полковник.

Он подскочил к Питу, и громадный кулак врезался в челюсть поисковику. Тот отлетел назад, ударился о стеклянную дверь и сполз на пол под звон осколков. Следующий удар получил Ктырь. Координатор поисков свалился на бок, прижимая руки к животу. Третьей жертвой пал рыжебородый врач.

– Стойте! – крикнул Стаев. – Подождите! Не надо! Олег Иванович…

Подоспевший снизу опер Сергеев выхватил пистолет, но ничто не могло остановить разъяренную толпу родителей. Оттеснив бушующего Раскабойникова, они повалили опера, начали пинать. Стаева же подхватили несколько пар рук и перебросили через перила с площадки второго этажа. Он упал на каменные ступени и потерял сознание. Следом по лестнице скатился опер в кожаном пиджаке. И пока оба пребывали в небытии, в больнице сотворялся настоящий ад.

Стаев пришел в себя через полчаса. Он поднял гудевшую голову и открыл глаза. На лестнице было мутно от дыма и пыли. Несло лекарствами, едко воняло гарью. От смеси запахов мутило, а сердце колотилось гулко и сильно, отдавая в виски. Сверху летели безумные возгласы, хриплый мат, идиотский смех, глухие удары о бетон, треск дерева и звон стекла. Сквозь стены пробивались глухие женские крики и детский плач.

«Что это? Что это? Что это?» – будто повторял кто-то, сидевший в голове.

Пошатываясь, Стаев поднялся и скривился от боли в спине и боку. Он откашлялся, выплюнул изо рта алую слюну и отер от крови лицо. Здание качалось, будто корабль в шторм. Из-за дыма было видно только на несколько шагов. Он огляделся. Метрах в трех на полу лежали люди. На одном был знакомый кожаный пиджак. Следователь подхватил опера под мышки и потащил его к выходу. Навстречу попалась растрепанная Яна с расцарапанным лицом.

– Что происходит, Белянка? – еле ворочая языком спросил Стаев.

Яна принялась что-то быстро говорить сквозь плач, но следователь не разбирал слов. Он положил свою ношу на асфальт, отошел и присел на бордюр, прижимая к щеке поданный кем-то бинт.

На пятачке перед больницей творился первобытный хаос. Бегали люди, наталкивались друг на друга, орали, матерились. Ревели полуголые испуганные дети, сбившиеся в кучку. Яна и еще несколько женщин в белых халатах выводили малышей за ворота. Там гудели машины и визжали сирены. Усиленный громкоговорителем голос выкрикивал команды. Стажеры выносили из больницы раненых и складывали их прямо на асфальт.

Стаев поднял голову и замер. Больница полыхала, подожженная сразу в нескольких местах. Пламя полностью охватило второй этаж и быстро распространялось по зданию. Почти все окна на втором этаже были выбиты. Из них валил густой черный дым, который поднимался над крышей и заволакивал небо. Устроенная родителями вакханалия насилия достигла апогея.

Врачи и пациенты выбирались из гибнущего здания. Из окна вылетело маленькое тело в пижаме, объятое огнем, и упало с глухим стуком. Несколько детей на втором этаже рыдали и звали на помощь. Двое врачей принесли лестницу и полезли к ним. Из других окон то и дело выпрыгивали люди. Они приземлялись прямо на асфальт, калечились, ломая ноги. Несколько человек вывалились из задымленного дверного проема. Все были в крови и саже, на многих горела одежда. Люди кашляли, сморкались, терли слезящиеся глаза и падали на траву, с жадностью глотая воздух раззявленными ртами.

Постепенно все родители собрались в одном месте. Лица их были мокрые от пота и вымазаны сажей. Раскабойников с окровавленной шеей и в драном пиджаке поддерживал еле стоявшую на ногах Лонину. Волосы бизнес-леди обгорели с одной стороны, платье было прожжено в нескольких местах, а ободранное правое плечо сочилось кровью. Лидер рабочих сидел на корточках, держался за разбитую голову и стонал, морща обезображенное ожогом лицо. Объемная дама рыдала, поправляя обгоревший подол. Длинноволосый парень обнимал свою подругу, которая стонала и заваливалась набок. Старушка хныкала, вертела в пальцах красную шляпку, а другой держалась за окровавленную руку. Старик-азиат что-то кричал, обращаясь то к одному, то к другому. Религиозная пара серьезно крестилась и бормотала молитвы.

За кустами «зэк» и «браток» хлебали по очереди спирт из горла. У татуированного на шее висел стетоскоп. У братка на стриженой голове багровел рубец. Вид у обоих был залихватский. Оба не обращали внимания ни на бегающих людей, ни на плачущих детей, ни на тела, которые складывали рядом.

С другой стороны подбежал возбужденный и разрумяненный молодой человек с усиками. На его измазанной сажей маленькой мордашке застыло ошалелое выражение. Он потолкался среди родителей, что-то спросил и снова пропал.

Стаев с невероятным усилием встал и повернулся к родителям.

– Теперь вы довольны? Вы этого хотели?

Родители оглядывались. Их потные грязные лица вытягивались. Они смотрели друг на друга, на пылающую больницу, на бегавших вокруг людей. Кто-то размазывал по щекам грязь и сажу. Кто-то кашлял и отплевывался. Несколько человек сели прямо на асфальт рядом с «жженым».

– Боже, что же мы наделали! – пробормотала объемная дама и закрыла лицо руками.

– Как же так получилося? – прошамкала старушка.

– Мы не хотели! – взревел длинноволосый парень.

За кустами развязно расхохотались «зэк» и «браток».

– Да они сами… – вскрикнула Лонина, но Раскабойников одернул ее.

И тут «жженый» очнулся. Он выпрямился, запрыгнул на бордюр и поднял руку-клешню, как день назад на пятачке у кинотеатра.

– Тихо! – гаркнул лидер рабочих. Ожог багровел на его щеке. – Успокоились все быстро!

Он оглядел родителей. Глаза его выкатились и сверкали, как два осколка темного стекла, рот растягивался от уха до уха.

– Это ж все вожатый! – крикнул «жженый», потрясая кулаками в воздухе. – Шайгин! Он во всем виноват!

– Да, да! – поддержало его несколько голосов. – Правильно!

– Гад! Подонок! Мразь!

– Убить его! – выкрикнул «жженый», тараща глаза. – Казнить! Линчевать!

– Уби-и-ить! – закричала толпа.

Стаев оглядывал родителей по очереди. Он заметил, что те перестали быть людьми. На