обследовать Дилана, – осторожно выбирает слова она. – Пригласим врача. Доктор Либер прекрасный специалист…
Меня обдает жаром.
– У Дилана все хорошо, – огрызаюсь я. – Не собираюсь его отправлять к мозгоправу, чтобы накачали лекарствами до одури!
Мисс Доббинс хмурится.
– Поверьте, я совсем не этого хочу. Просто… – она переходит на шепот: – После случая с… м-м-м, черепахой мы не можем оставить этот вопрос без внимания.
Я шумно сглатываю. Точно, черепаший скандал. В конце семестра несколько мальчиков, включая Алфи с Диланом, пошли посмотреть на черепаху у пруда в школьном дворе. По словам Дилана, Алфи тыкал в нее битой для крикета. Дилан велел ему перестать, ведь черепахе больно. Что произошло дальше – вопрос спорный, не вызывает сомнений лишь одно: Алфи остался с кровавой раной на лбу, пришлось наложить четыре шва. Дилана отстранили от занятий на три дня и решили «следить за его поведением». Слишком серьезное наказание за самозащиту. Ладно, защиту животного. Вот я и разрешила забрать черепашку себе. Теперь Грета живет-поживает в террариуме в комнате Дилана.
Фарзана и Хоуп уже не притворяются, что увлечены разговором – глазеют в открытую, стараются не упустить ни слова.
Я вся напрягаюсь, как пружина.
– Другие мальчики – Тедди, Алфи и Вулфи – его травят, между прочим! – срываю очки и тыкаю пальцем в мягкую грудь мисс Доббинс. – Почему вы не ловите на улице их матерей, не предлагаете поговорить с врачом?
Мисс Доббинс молча на меня глазеет и хлопает ртом, как рыба гуппи.
– Так и думала, – фыркаю я и поворачиваюсь к ней спиной.
Она что-то кричит мне вслед, но слова теряются в шуме ветра.
* * *
Хочу как можно скорее убраться из Холланд-парка. Каждая мышца в теле горит, будто я тренировалась по двум видео Хлои Тинг подряд. Засовываю руки поглубже в карманы и прогоняю встревоженное лицо мисс Доббинс из памяти. Все с Диланом нормально! Она знать ничего не знает о моем ребенке.
Врать не стану, Дилан всегда был слегка необычным. На словах я виню во всем Уилла, он бросил Дилана еще малышом; хотя кое-какие признаки появились уже в самом начале. Он не лопотал, как другие дети, даже «мама» не говорил. И вдруг однажды, когда мы ходили по супермаркету, Дилан ткнул пухлым пальцем в коробку на полке и сказал:
– Мамочка, можно мне сока?
Этими самыми словами, да еще с явным британским акцентом. Я чуть в обморок не упала.
Все верно, Дилан отличался от ровесников. Они ему не слишком нравились. Когда я приводила его на площадку, он упорно не хотел играть в мяч с другими мальчиками, вместо этого заводил разговор с бабушками и дедушками, заскучавшей нянькой-подростком или уставшей мамочкой. В общем, с любым взрослым. Я его не винила. Дети – настоящие чудовища.
И конечно, мой мальчик немного вспыльчивый. Понимаете, у него обостренное чувство справедливости. У Дилана все либо черное, либо белое. «Плохие против хороших, Грета Тунберг против «Эксон мобил». Я пыталась ему объяснить: не бывает людей только хороших или только плохих (разве что кроме его отца, ха-ха) и у человеческих поступков довольно сложные причины. Бесполезно. Работай Дилан в суде, каждое дело заканчивалось бы либо полным оправданием, либо смертной казнью. Полутонов он не видит.
Подъезжаю к кольцевой развязке Холланд-парка – смертельной ловушке для пешеходов, отделяющей элитный школьный район от нашего, скромного и старомодного, – и невольно задерживаю дыхание, чтобы не дышать выхлопными газами от всех четырех рядов машин.
Вообще-то сегодня хороший день. Пятница. Сближение Луны и Юпитера, благоприятное время для перемен. А самое главное, вспоминаю я с приливом волнения, – мне предстоит встреча с Эллиотом!
Теперь все пойдет по-новому.
3
Шепердс-Буш
Пятница, 8:45
Вообще-то салон «Ноготки» открывается в десять, но я все равно толкаю дверь и готовлюсь услышать знакомый звон электронного колокольчика.
– Можно без записи? – говорю я в темноту салона.
Скрестив ноги, Линь сидит на массажном кресле в бомбере, будто бы сделанном из алюминиевой фольги, и смотрит вьетнамские тик-токи без наушников.
– Закрыто! – рявкает она. – Приходите в одиннадцать.
– Это я, глупенькая, – швыряю сумку на свое обычное кресло.
Линь встает и притворяется, что упала в обморок. Очень драматично, я бы даже поверила, если бы она не делала так каждые две недели.
– Подруга, я уж тебя похоронила! Садись.
Из плеч уходит напряжение. В «Ноготках» все осталось по-прежнему: едкий запах, липкие пластиковые стулья, сомнительные флаконы, по нескольку раз наполненные кремом для рук. Мой счастливый уголок.
Плюхаюсь в кресло и показываю Линь запущенные ногти.
– Ой-ой! – Линь морщится и добавляет: – Зато видно, что к другому мастеру не бегала!
– Некогда было, – вру я. Линь милосердно не замечает моей лжи и приступает к работе, обрабатывает инструменты. – Как учеба?
Линь не только мастер маникюра, она вдобавок учится на дизайнера одежды в колледже имени Святого Мартина. Ее мать, владелица «Ноготков» и еще четырнадцати салонов в западном Лондоне, думает, что дочь изучает международные финансы в Лондонской школе экономики и однажды возглавит ее империю. В общем, все сложно.
– Тс-с! – Линь показывает на телевизор у меня над головой. – У него новая жертва!
Выворачиваю шею и смотрю на экран. Кривозубая репортерша в отвратительном персиковом пиджаке шагает вдоль стадиона «Лофтус», крепко сжимая микрофон.
– Что? Кто?
Линь хмурится.
– Душитель из Шепердс-Буш! Совсем новости не смотришь?
– А что случилось?
– Женщина шла домой одна поздно вечером. А он подкрался со спины… – Линь сдавливает себе шею и вздрагивает. – Уже второй раз за месяц. Душитель осмелел.
– Как такое может быть? – шепчу я, хотя в салоне больше никого. – В Лондоне повсюду камеры!
– Вот-вот! С ума сойти, да?
Не поймешь, противно ей или интересно. Пристрастие Линь к разным криминальным историям сравнится разве что с любовью к высокой моде. Судя по виду, ее нынешние брюки сшили из парашюта.
– Нет, серьезно, каким…
– Зачем так делаешь? – перебивает Линь, поднося мою правую руку мне к глазам. Кожа у основания ногтя кровит. Это я пыталась сама подрезать кутикулу. – Знаешь, не все надо делать самой, иногда можно и помощи попросить.
Не поднимая на нее взгляда, перебираю свободной рукой образцы лака и останавливаюсь на таком пронзительно-розовом, что даже Барби покраснела бы.
– Серьезно? – Линь хмурится. – «Динамщица»? Ты на свидание собралась?
Я молчу, и она шутливо тянет:
– А-а-а, у Флоренс свида-а-ние! Кто счастливчик?
– Ты неправильно поняла.
Линь шлепает меня по руке.
– А, с женщиной? Тоже хорошо!
– Нет-нет, не с…
– Руки в воду! – перебивает Линь и указывает на чашу с теплой водой, где моей изуродованной