пройти Джуду, когда он увидел тело дочери, и тут же попыталась остановить себя. Джуд умел терпеть боль, а его лицо скрывало девять десятых того, что он чувствует. Но, когда он увидел безжизненное тело дочери, скрыться было невозможно, невозможно перетерпеть боль, стиснув зубы, – не оставалось ничего, кроме гула в ушах и чувства опустошения, которое было слишком хорошо знакомо и мне.
Если бы тело Скарлетт нашли только что, если бы у вас в руках оказалось ее ожерелье, вы бы не стали сидеть на месте. Вы не смогли бы – чего бы это ни стоило.
– Вы попросите Бриггса и Стерлинг дать мне материалы дела? – спросила я. Джуд не был агентом ФБР. Его первым и единственным приоритетом было благополучие несовершеннолетних помощников ФБР. Он принимал финальное решение о том, будем ли мы работать над тем или иным делом.
В том числе над делом моей матери.
«Вы понимаете, – подумала я, глядя на него. – Хотите вы этого или нет – вы понимаете».
– Ты сможешь посмотреть материалы, – ответил Джуд. Он остановил машину у частной взлетной полосы, а затем пристально посмотрел на меня. – Но ты не станешь делать это одна.
Глава 4
В частном джете было двенадцать мест, но, войдя, я увидела, что заняты только пять. Впереди сидели агенты Стерлинг и Бриггс, по разные стороны от прохода. Она изучала материалы дела. Он смотрел на часы.
«Исключительно деловые отношения», – подумала я. Впрочем, если бы отношения между ними были действительно деловыми, им бы не понадобилось увеличивать расстояние, садясь по разные стороны.
За ними расположился Дин, спиной вперед. Перед ним стоял столик, на котором лежала колода карт. Лия развалилась на двух сиденьях, по диагонали от Дина. Слоан, скрестив ноги, уселась на краю столика, светлые волосы собраны в кривоватый хвост на макушке. Если бы на ее месте был кто-то другой, я бы стала переживать, что он сейчас свалится, но, зная Слоан, она, вероятно, уже математически просчитала свое положение и приняла все необходимые меры, чтобы законы физики работали в ее пользу.
– Что ж, – произнесла Лия, одарив меня ленивой ухмылкой, – смотрите-ка, кто наконец решил почтить нас своим присутствием.
Они не знают. Осознание того, что Бриггс не сказал остальным членам команды о моей матери – о ее теле, – окатило меня. Если бы он сказал, Лия не стала бы лениво подшучивать надо мной, она бы делала это куда резче. У некоторых людей талант утешать других. Лия гордилась своей способностью отвлечь – но так, что вы вряд ли захотите благодарить ее за это.
Мое предположение подтвердилось, когда Дин повернулся и посмотрел на меня.
– Не обижайся на Лию, – сказал он. – Она не в духе, потому что я обыграл ее в «Парашюты и лестницы»[2]. – В уголках его губ заиграла слабая улыбка.
Дин не встал со своего места. Не прошелся по самолету, не положил руку мне на плечо или на затылок, чтобы успокоить. А значит, он определенно не знал.
В этот момент мне и не хотелось, чтобы он знал.
Улыбка на его лице, то, как он поддразнивал Лию, – Дин понемногу исцелялся. Каждый день, который мы проводили вместе, барьеры понемногу истончались. Каждый день он понемногу выходил из тени и становился больше похож на себя.
И я хотела, чтобы это продолжалось.
Я не хотела, чтобы он думал о том, как моя мать стала жертвой убийцы. Я не хотела, чтобы он думал о своем отце, который был убийцей.
Я хотела и дальше смотреть на эту улыбку.
– «Парашюты и лестницы»? – переспросила я.
У Лии заблестели глаза.
– Моя версия намного интереснее.
– Это пугает сразу по нескольким причинам, – сказала я.
– С возвращением, – произнес агент Бриггс. Агент Стерлинг подняла взгляд от папки, которую изучала, и посмотрела мне в глаза. Бывшая жена Бриггса была профайлером. И моей наставницей.
Если знает Бриггс, то и Стерлинг тоже. В следующее мгновение мой взгляд метнулся к папке у нее в руках.
– Выбирай место, – сказала Стерлинг.
Я решила, что это означает «Поговорим позже». Стерлинг предоставила мне решать, хочу ли я сказать остальным – и когда. Я понимала, что не смогу держать это в секрете вечно. Лия специализировалась на распознавании лжи. Так что врать – не вариант, и, как бы тщательно я ни старалась скрыть свои эмоции, Дин вскоре поймет, что что-то случилось.
Мне придется им сказать. Но я смогу отложить это на пару часов – учитывая, что единственного человека, который мгновенно распознал бы, что что-то не так, на борту не было.
– А где Майкл? – спросила я, усаживаясь рядом с Дином.
– В двадцати четырех километрах к юго-востоку от Уэстчестера, к северу от Лонг-Айленд-Саунд. – Слоан наклонила голову набок, словно неровно завязанный хвост перевешивал.
– Отправился домой на Рождество, – перевел Дин. Под столом его рука нашарила мою. Первым идти на физический контакт было для Дина непросто, но постепенно он учился делать это чаще.
– Майкл отправился домой на Рождество? – повторила я и взглянула на Лию. Они с Майклом то сходились, то расходились задолго до того, как на сцене появилась я. Мы оба знали – все в этом самолете знали, – что «дом» – не то место, где Майклу хотелось бы находиться.
– Майкл захотел съездить домой. – Агент Бриггс вмешался в разговор, подойдя ближе и встав в проходе за спиной Слоан. – Это его просьба и его решение.
Разумеется. У меня скрутило желудок. Майкл однажды сказал мне, что, если ты не можешь защититься от чьего-то удара, лучшее, что ты можешь сделать, – спровоцировать этот удар. Когда Майклу было больно, когда возникала хоть малейшая вероятность, что ему причинят боль, он искал конфликта.
Когда я выбрала Дина, он воспринял это как пощечину.
– Он хотел повидаться с мамой, – невинно пояснила Слоан. – Сказал, что уже давно ее не видел.
Остальные понимали людей. Слоан понимала факты. Она поверила бы в любое объяснение, которое озвучил Майкл.
– Я дала ему список фраз, чтобы начать разговор, перед отъездом, – с серьезным видом продолжала Слоан. – На случай если им с мамой будет не о чем поговорить.
Зная Слоан, она, вероятно, считала, что Майкл сможет преодолеть неловкое молчание в семейной беседе, сообщив, что последнее слово в словаре – zyzzyva и это разновидность тропического долгоносика.
– С Майклом, – вмешался Бриггс, – все будет в порядке. – Что-то в том, как Бриггс стиснул зубы, выдавало, что он доходчиво объяснил отцу Майкла: тот остается на свободе, только пока с Майклом все благополучно.
Мы все попали в программу прирожденных