— Как зовут эту вашу знакомую?

— Звали, — сказал я, выдержав паузу.

— Угу. И как же ее звали?

— Лариса Плоткина.

Следователь постучал тупым концом ручки по столу.

— Продолжайте, — сказал он.

— Лариса мне позвонила и попросила срочно вернуть японский автомобильный атлас — я брал его у нее, когда мне понадобилось кое на что взглянуть. Там очень хорошие чертежи, знаете?..

— Вы поехали его возвращать. — Это был не вопрос, а утверждение.

— Да.

— Вернули?

— Нет. — Атлас лежал у меня в машине, я сам его купил не так давно. Действительно, хорошая вещь.

— Почему?

— Когда я приехал, Лора… Лариса была мертва. Убита.

— Так, вот мы и подошли к самому главному. Признаться, не рассчитывал, что вы вот так сразу все расскажете…

— Дверь в ее квартиру оказалась запертой. Я позвонил. Дверь открыли, но я не успел ничего сообразить, как мне дали по голове, и… Я очнулся, когда рядом никого уже не было.

— Интересный момент, вам не кажется?

— Нет. Интересного в нем очень мало. Я удивляюсь, как мне башку не раскололи. Впрочем, можете пригласить медика — пусть пощупает шишку и даст заключение…

— Повременим пока. Что вы предприняли дальше?

— Я позвал Ларису. Никто не ответил. Тогда я прошел в комнату, и увидел… Ну, вы, наверное, знаете. Кровь и…

— Знаю. Плоткину убили как раз между одиннадцатью и двенадцатью часами дня.

— Может быть, убийца и меня стукнул?

— Кто его знает, Вячеслав Дмитриевич, — с заметной иронией произнес Лазоревский. — Может быть, да, а может — и нет. Кстати, вот еще что хотелось бы узнать: вы никогда раньше не приезжали к ней домой?

— Нет… То есть да, приезжал. Но только до дома.

— Угу. Когда же?

— Может, недели три назад… У нее сломалась машина, я подвозил ее.

— И неужели не захотели подняться в квартиру? Одинокая, красивая, молодая женщина…

— Захотел — не захотел, не в этом дело. У меня очень ревнивая жена. Зачем мне давать ей ненужный повод для скандала?

— Действительно, — очень серьезно сказал следователь. — Не ровен час, еще папе пожалуется…

— Послушайте, Константин Васильевич, не надо, наверное, про наши внутрисемейные взаимоотношения…

— Значит, атлас вы там не оставили?

— Он сейчас у меня.

— И все-таки странно вы поступили, вам не кажется? Может быть, вам действительно не очень хотелось, чтобы ваши близкие родственники узнали про Ларису Плоткину, но то, что вы не стали вызывать милицию и ждать, когда она приедет — довольно неадекватный поступок…

— А я вам скажу наоборот — очень адекватный.

— Даже так? — Следователь поднял брови.

— Именно. Я не вчера родился, и знаю, что это такое — вызвать милицию и ждать ее возле трупа. Особенно если ты работаешь в престижной фирме, но не бандит и не важный чиновник. Рядовые милиционеры, да и не рядовые — тоже, таких на дух не переносят.

— Ну, скажете тоже…

— Скажу. Тот, кто ждет зарплату по три месяца, ненавидит того, кто ездит в иномарке и всегда имеет пачку рублей в одном кармане и пачку долларов — в другом. Разве не так? Какой ведь кайф на таком «слоника» изобразить… С противогазом, знаете? Когда шланг пережимают, а потом слезогонкой пшикают…

— Не забывайтесь, Вячеслав Дмитриевич…

— А если самим мараться неохота, можно познакомить с Пропаном. Это кликуха такая.

Следователь даже покраснел от гнева.

— Давайте не будем говорить о том, чего вы не знаете, — прорычал он. — Давайте говорить о том, что вы сделали после того, как убежали с места преступления, не позвонив в милицию и не дождавшись ее. Без этих ваших необоснованных обвинений в адрес правоохранительных органов… Которые, кстати, вас же защищают от воров и… грабителей.

Кажется, следователь собирался сказать про убийц, но в последний момент догадался, что это не прозвучит должным образом.

— Я собрался позвонить в милицию, — начал я. — Прямо из квартиры Плоткиной. Начал даже набирать номер. Но потом решил все же подстраховаться. Сказать о происшедшем двум-трем товарищам, которые отлично знают, что я не умею убивать людей, тем более, так зверски, и уж тем более — женщин. Я вернулся на работу, кое-как досидел до конца дня, а потом поехал домой. У нас произошла небольшая семейная разборка, мелкая совсем, только на словах, а потом я отправился в ресторан.

— Зачем?

— Дождаться тех самых двух-трех друзей, которым можно доверять. Я не смог никому из них дозвониться, а поскольку они частенько торчат в этом кабаке, рассчитывал на то, что сумею переговорить с ними… И вообще, захотелось стресс снять. Если не после того, что я увидел в квартире Плоткиной, то после разговора с женой ресторан — самое лучшее средство.

— В каком ресторане вы были?

— В «Полярном сиянии».

— Вы были на машине?

— Да.

— А как же вы думали после снятия стресса за руль садиться, интересно бы знать?

— Я разве сказал, что поехал в ресторан затем, чтобы нажраться? — удивился я и, кажется, сумел изобразить искренность. — Мне достаточно просто посидеть за столиком, музыку послушать, съесть что-нибудь такое, чем дома не кормят… Вы, кстати, женаты? Можете как-нибудь попробовать такой способ. Очень рекомендую.

Лазоревский зло сверкнул глазами. А я почти совсем успокоился. Кажется, мне удалось обойти все подводные камни в этой беседе да еще подковырнуть следователя — наверняка, если у него и возникает потребность в снятии стресса, вряд ли он идет в кабак, да еще один. Судя по кольцу, жена у него имеется, и я хорошо представлял, какая: рано постаревшая, некрасивая и вечно пилящая мужа за то, что он ни хрена не зарабатывает и не берет взяток (а если и берет, то слишком мало). Как же, пустит такая мужика в кабак — костьми ведь у порога ляжет!

Зачем вообще люди женятся, интересно? Вот я, например?..

Лазоревский задал мне еще несколько вопросов и через полчаса дал мне ознакомиться с протоколом и подписать его. Я сделал прочерки в пустых строках и расписался во всех местах, где это требовалось. Затем я был отпущен под надзор дежурного. Документы мне не вернули. Лазоревский заявил, что ему очень не по душе мои показания. Я подумал, что он, скорее всего, подремлет в кабинете, а с утра пораньше попытается поймать прокурора, дабы потребовать постановление на арест до того, как тому позвонит Боцман… Конечно, он вряд ли добьется большего, чем простая подписка о невыезде, но ведь пути прокурорские неисповедимы!

Я вскоре заснул на жестком стуле, и довольно крепко —