схватила первое попавшееся пальто.
– Куда же ты?
– В лечебницу.
– Да ты не в себе! В такую погоду!
Дверь хлопнула.
* * *
Дождь перестал, теперь с неба падал снег. Жанна подняла воротник пальто. Только сейчас она поняла, что выскочила на улицу в туфельках. Она неподвижно стояла на крыльце, застыв под белоснежной метелью, совсем ослепнув от ледяного ветра и белых хлопьев. Она не почувствовала, как ей на плечо легла рука.
– Умоляю тебя, Жанна, вернись, ты схватишь простуду.
Мать обняла ее за плечо и увлекла в дом. Жанна не сопротивлялась. Отныне все стало ей безразлично. Большой мир превратился для нее в опустевшую и безжизненную звезду.
XXXVI
В последовавшие дни Жанна отказывалась выходить из своей комнаты. Не действовали ни мольбы матери, ни укоры и порицания отца – она заперлась на два оборота.
– Не выйду, пока вы не вернете домой Изабель.
Три раза в день мадам Августа приносила ей поесть. Она стучала в дверь, но, не дождавшись никакого ответа, с тяжелым вздохом ставила на пол поднос и уходила.
Каждый вечер прислуга приносила кувшин с горячей водой, тазик, мыло и полотенце и с грустью заключала, что пища была едва тронута. Случались редкие моменты, когда Жанна соглашалась открыть – но и то лишь для того, чтобы пройти в ванную, и дождавшись, пока все домочадцы заснут, то есть на рассвете или глубокой ночью.
Придя от этого в полное отчаяние, Валькуры позвали доктора Больё, который попытался уговорить молодую женщину открыть ему, расписывая, какое беспокойство она вызывает у родителей и что вот так, взаперти, она подвергает риску собственное здоровье, – но она сквозь перегородку отвечала:
– Вы распорядились упрятать мою сестру! Освободите ее, и тогда я выйду отсюда.
Через две недели измученный мсье Валькур пригрозил вышибить дверь. Тогда послышался звук ключа, повернувшегося в замке. Заскрипели дверные петли. При виде дочери – исхудавшей, с болезненно побледневшими щеками, спутанными и грязными волосами, распущенными по плечам, у мадам Валькур вырвался ужасный вопль.
– Бедная малышка моя!
Она сжала ее в объятиях и заплакала. Жанна высвободилась.
– Верните Изу домой или я уморю себя голодом!
Жанна захлопнула дверь и снова повернула ключ в замке.
* * *
В следующее воскресенье Жанна услышала урчание мотора. Раздвинув шторы, она увидела, как вдалеке, в саду, «форд» медленно вырулил на аллею, ведущую в гараж. Мсье Ахилл вышел из машины и обошел ее, чтобы распахнуть дверь у пассажирского сиденья. Подав руку, он помог сойти со ступеньки какому-то хрупкому существу. Лицо было скрыто капюшоном, но Жанна не сомневалась: это Изабель. Она кинулась к туалетному столику, налила в тазик немного воды из кувшина, старательно промыла глаза, потом вытерла их полотенцем. Попыталась было расчесать и волосы, но они так спутались, что она оставила их как есть.
Накинув первое попавшееся платье, Жанна выскочила из комнаты и опрометью сбежала вниз по ступенькам. Оказавшись на первом этаже, она устремилась в кухню, где ей пришлось опереться о стойку – перехватило дыхание. Мадам Августа, чистившая картошку, остановила ее:
– Мадемуазель Жанна, так нельзя бегать, это вредно для вашего здоровья!
Кухонная дверь открылась. В комнату ворвался ледяной ветер. Служанка смерила взглядом мсье Ахилла – тот появился на пороге, на волосах у него осел иней.
– Поскорее закройте дверь, пока все мы тут не обледенели!
Он обернулся. За его спиной покачивалась тоненькая фигурка. Он бережно придержал ее за плечи.
– Обопритесь на меня, – сказал он с нежностью, такой неожиданной для его коренастой фигуры.
Та, к кому он обращался, покорно послушалась. На ней был плащ, слишком большой для ее тончайшей талии; под капюшоном черты лица были неразличимы. Мсье Ахилл, не отпуская ее, закрыл дверь. Жанна подошла и мягко откинула капюшон с головы. Изабель. Она была потрясена истощенным лицом сестры, похожим на икону святой Анны – ее изображение она видела в книге о византийском искусстве, которую отец подарил ей на шестнадцатилетие.
– Иза… Ты вернулась… Больше я никогда не отпущу тебя. Больше никогда.
Она крепко обняла ее, почувствовав, до чего же хрупко тело сестры по сравнению с ее телом. Мсье Ахилл и мадам Августа держались поодаль, взволнованные до слез. Служанка шумно высморкалась.
Обхватив сестру за талию, Жанна провела ее по коридору, стараясь шагать медленно, чтобы не утомлять ее. Когда они вошли в гостиную, в камине весело потрескивал огонь, все лампы ярко горели.
Мсье и мадам Валькур стояли у очага, на губах у них блуждали неуверенные улыбки. Жанна в ответ улыбнулась им с бесконечной благодарностью. Вот тогда-то Изабель мягко высвободилась из объятий сестры и обвела взглядом гостиную, и ее брови слегка нахмурились, словно она узнала эти места. Взгляд остановился на диване, стоявшем у камина. Все ее тело застыло и одеревенело, руки затряслись крупной дрожью, она скрестила их на груди, будто защищаясь от нападения. Нечеловеческий крик, похожий на вопль загнанного животного, сорвался с бледных губ. Она рухнула на пол, всем телом содрогаясь в конвульсиях.
XXXVII
Изабель пришлось снова отослать в Сен-Жан-де-Дьё. Доктор Больё, за которым срочно послали мсье Ахилла, вынес вердикт, что у девушки приступ, напоминающий эпилептический припадок. Было очевидно, что она еще не готова вернуться к нормальной жизни вне стен лечебницы. На сей раз Жанна не возражала против ее возвращения в учреждение. Зрелище, как сестра рухнула на пол гостиной, точно сломанная марионетка, заставило ее понять всю меру тяжести ее состояния.
Горечь злопамятства по отношению к родителям сменилась чувством благодарности. В конце концов, они согласились возвратить домой Изабель, несмотря на глубокие сомнения. Жанна сознавала, что вынудила их, но ведь они могли бы и просто не обращать внимания на ее протесты. Их добрая воля обернулась бальзамом, вылечившим ее ярость.
* * *
Жанна снова заняла обычное место за семейным столом. Однако трапезы были преисполнены такой грусти, несмотря на похвальные усилия мадам Валькур, старавшейся смягчить атмосферу. Тем временем Жанна вернулась и к музицированию за пианино, наполнив радостью сердца родителей. Каждое воскресенье, после мессы, Валькуры ездили навестить Изабель в Сен-Жан-де-Дьё. Жанна из солидарности решила сопровождать их, несмотря на то что плачевный вид сестры вызывал у нее печаль – та погрузилась в летаргию, из которой, казалось, ее больше не удастся вытащить; она как будто упала в бездонный колодец.
* * *
Однажды ненастным утром в середине марта Жанна получила письмо. Головокружительный миг безумной надежды – а вдруг это пишет сестра! – но она тут же узнала почерк Шарля, его долговязые буквы и штрихи. В конверт был