— Прости... Прости, что невольно разрушил твою мечту.

Аликс ничего не сказала — знала же, что бывший лар её не поймет.

Вэл добавил:

— За оставшийся нам с тобой в столице месяц мало что можно узнать на курсах, но… Я полностью в твоем распоряжении — некоторые предметы у меня хромают, иногда на обе ноги, как, например, история искусства, но опыт чтения лекций и проведения занятий у меня есть. Как только… — он поправился, — если мне удастся вернуть свое доброе имя, если нам будет позволено вернуться в столицу, то ты сможешь пойти на курсы, причем уже хорошо подготовленная. Как тебе такое предложение?

Она внимательно рассматривала Вэла, пытаясь найти хоть один признак розыгрыша, но мужчина был серьезен.

— Это замечательное предложение, но…

— Но?

— Но история искусства меня не интересует — я получила хорошее домашнее обучение: естествознание, история королевства и искусство во всех его проявлениях — от истории до пения… Кстати, голос у меня ужасный и слабый.

Вэл не удержался от смешка — это у потомка воздушников слабый голос?! Скорее, что-то с учителями Аликс было не то.

Они вышли на чуть более оживленную Роуз-стрит, и Вэл удивленно проводил взглядом молодых мужчин в форменных плащах магов, строем шедших от площади Согласия в сторону угольного канала. То ли учения, то ли случилось что-то.

Аликс тоже чуть замедлила шаг, ничего не понимая.

Вэл успокаивающе положил свою руку поверх её пальцев у себя на локте:

— Наверное, что-то случилось с защитной сетью.

За спиной раздался звонкий детский крик:

— Срочные новости! Срочные новости! Нападение банды воздушников на полицейский участок! Покупайте спецвыпуск «Вечерней столицы»! Срочные новости! Суперинтендант Дафф, герой, разоблачивший Безумца, в одиночку бросил вызов банде воздушников!

Вэл, благодаря небеса за такого доброго друга, как Верн, который умудрился сунуть в пальто Шейла портмоне с деньгами, сказал Аликс:

— Сейчас купим газету, и все узнаем! — он достал двухрепсовик и махнул рукой, подзывая мальчишку.

Глава 11 Забияка

Йен встал и отряхнул пальто и брюки. Колено, принявшее на себя основной удар, болело, ладони саднило — он не успел надеть перчатки, и мелкие, острые камешки впились в кожу. За спиной улюлюкали грумы. Он запретил себе оборачиваться — да, у него было право вернуться сюда с ордером на арест и лакеев, и Шейла — тот, кажется, еще не понял, насколько изменилось его положение в обществе, но никому легче от этого не станет — особенно Йену, которому еще объяснять придется Даффу, как он оказался в компании с Шейлом.

Йен медленно пошел в сторону полицейского участка, решая является ли распухшее колено достаточным основанием уйти домой пораньше — на целый час. Ему все равно возвращаться ночью на Примроуз-сквер, чтобы прекратить мелкие кражи в районе.

Вдобавок, небо затянуло черными тучами, и полило как из ведра — Йен еле успел поймать кэб, чтобы добраться домой. Кэбби высадил его у площади Равных, отказываясь заезжать на Скарлет-стрит — улица, где жил Йен, пользовалась дурной славой.

Пришлось под проливным дождем ковылять до дома, утопая в лужах. У дождя был лишь один плюс — вниз, к реке, ручейки несли мусор, очищая улицу. Резко потемнело, а фонарей на Скарлет-стрит никогда не было и вряд ли планировалось ларом-мэром. Пальто промокло, ноги тоже, ударенное колено ныло, а самое противное, если Забияка согласится помочь, то планы на ночь теплую постель отнюдь не включали. А хотелось горячего супа, бодрящего кофе из желудей и отдыха.

Йен открыл ключом старую, немного разбухшую от влаги дверь, и стараясь не шуметь, чтобы не будить Забияку, вошел в дом, тут же стягивая с себя промокшие сапоги и мокрые носки. Свет зажигать он не стал — он прекрасно видел в темноте. С носками в руках, стараясь не сильно марать пол грязными ногами, Йен направился в кухню — в гостиной он предпочитал не разводить камин, чтобы экономить на угле. На кухне все равно топить печь, чтобы приготовить ужин и просушить одежду.

Видимо, Забияка не спал. С кухни разносилась громкая песенка — у воздушников те еще голоски, звонкие до противности:

— Купался фей в кастрюльке

У старенькой бабульки.

Не знал, что внуки огры

У этой злой карги!

Йен тихо вошел в кухню и взвыл от досады — голый Забияка, сидя на краю единственной приличной кастрюли Вуда, в которой он привык варить себе еду, стирал свою худую одежку. С мылом! В воде, которую Йен загодя налил в кастрюлю, чтобы ночью не тащиться к колодцу — водопровода в этом старом доме отродясь не было.

— Ах ты ж дохлая фея! — Орудием возмездия в руках разозленного, уставшего и больного Йена стали мокрые, грязные носки — он ими наотмашь ударил воздушника по спине, заодно отправляя Забияку искупаться в кастрюле. — Что ж ты творишь!

Забияка, отфыркиваясь, вынырнул из кастрюли:

— Эй, что за обращение, Эль Фаоль?! Я тут сижу, никого не трогаю, а ты?!

Он отряхнул стрекозиные крылышки и перевалился за край кастрюли, мокро шлепая ногами по чуть теплой, нагретой магией плите — Забияка не стеснялся пользоваться магией, его, чтобы отправить в резервацию, сперва догнать надо. Он был из редкого ныне племени летунов — они полностью напоминали своим видом и строением людей, только очень маленьких, не более фута в высоту. И с крыльями, конечно же. Забывая, что он голый, мокрый и тщедушный, летун упёр кулаки в бока:

— Что за обращение с лучшим другом?!

Йен вместо ответа протянул ему платок:

— Вытрись!

— Иди-ка ты, Эль Фаоль!

— Куда? — растеряв весь пыл, уточнил Йен.

— Тоже сохнуть! — грозно сказал Забияка, принявшись заматываться в платок наподобие большого пледа горцев. — Тоже мне, герой нашелся. Сам мокрый, так всех мочить надо? Я, может, только вчера купался!

Летун отжал свои длинные светлые волосы и, сверкая обиженными зелеными глазами, принялся плести косу.

Йен, стаскивая с себя мокрые вещи — шарф, пальто, пиджак, штаны, и развешивая их на сушилке над плитой, буркнул:

— Купался тоже в кастрюле?

— И-и-и..? — исподлобья смотрел на него Забияка.

— Поздравляю! Сегодня утром мы наелись каши, сваренной на обмывках после тебя!

Летун неожиданно прикрыл двумя руками свой рот и рванул в угол, где стояло ведро для мусора. Кажется, Забияку рвало.

Йен меланхолично заметил:

— Поздно. Каша уже давно переварилась!

— Предупреждать же надо!

Присаживаясь перед плитой в одном белье, тоже, кстати, мокром, и разжигая заранее приготовленные дрова, Йен отозвался:

— Уточнять прежде надо, где стоит купаться, а где нет. И сколько лет мы ели сваренное на грязной воде?

Забияка поселился у него лет