– Помню.

Мы снова шли по главной улице. Купер ожил. Полуодетые женщины, припаркованные машины с включенными фарами и опущенными стеклами, хлопание дверей, крики, короткие всплески музыки, флуоресцентные лампы отражаются в замерзшем кирпиче.

– Когда мне было девятнадцать, я забеременела, – заговорила Мэри. – От парня, с которым училась в одной школе. Он был на несколько лет старше… Ладно, к черту, он был лет на десять старше. Часто общался с моим братом – кстати, у меня есть брат, – и однажды летом так вышло, что он постоянно оказывался рядом. Я шла домой с работы и встречала его. Мы здоровались, и его глаза пробегали по мне сверху донизу и обратно. Тогда это казалось таким интимным, а теперь, когда я все это вспоминаю, мне становится не по себе. Жуть какая-то. Но тогда многое воспринималось иначе. Мне нравилось, что на меня засматривается парень постарше.

Она перевела дух.

– Однажды мы встретились на вечеринке и, сама не знаю как, оказались в спальне родителей того парня, в чьем доме она проходила. После этого он больше уже не хотел меня, а через несколько недель я узнала, что беременна.

В конце концов, я поймала его, загнала в угол у моих родителей на кухне, предъявила справку от врача и стала кричать, потому что злилась – прежде всего на саму себя за то, что была такой дурой. Он тоже злился, наверно, по той же причине. Нет, он меня не ударил, ничего такого, только сказал, что больше я его не увижу, обозвал шлюхой, заявил, что ребенок не от него, и ушел.

Итак, совершив одну глупость, я решила, что хуже от второй мне уже не будет, и выпила примерно четверть бутылки водки – может быть, и не так уж много для других, но для меня более чем достаточно. Потом села в машину и решила поехать к нему домой. Шел дождь, и, едва проехав сотню ярдов на родительской «Хонде», я врезалась в дуб. Потеряла ребенка, если можно так сказать, потому что на тот момент это был еще просто набор клеточек. Но они сказали, что я сломала кучу костей, и кости прокололи матку, так что ее пришлось удалить. Понимаешь, они просто вырезали ее, пока я спала.

Не знаю когда именно, но в какой-то момент мы остановились. Мэри подняла на меня глаза и выдавила улыбку. Вдалеке я слышал смех, автомобильные гудки, крики.

Мимо нас, опустив голову, прошмыгнул какой-то мужчина.

– Вот, – сказала она.

– Господи, я…

– Не надо. – Она покачала головой. – Я никому об этом не рассказывала с тех пор, как сюда попала. Не хочу, чтобы меня жалели.

– Нет, конечно, просто…

– Просто так случилось. Это было очень, очень давно, и я уже смирилась. Приняла все как есть. Там обо мне говорил весь город, я не смогла этого вынести и уехала, как только появилась возможность. Попрощалась с теми, кто действительно был мне дорог, и отправилась на автобусную станцию с рюкзаком и пачкой двадцаток, которую мне дал отец.

– Ты даже не знала, куда поедешь?

Мэри пожала плечами.

– Мне было все равно. Я только хотела уехать, а куда – неважно. По правде говоря, даже не помню, как я выбирала автобус. Наверно, села наугад в первый попавшийся и… Наверно, я так устала, что вырубилась. Проснулась, когда мы уже подъезжали. Решила, что это вполне подходящее место, чтобы начать все сначала.

Мы уже снова шли по улице и теперь на какое-то время замолчали. Я не знал, что сказать, поэтому ничего и не говорил. Снегопад сменился моросящим дождем. Мы свернули с главной улицы и побрели по узким улочкам мимо невысоких многоквартирных домов. Я наконец посмотрел на нее, а она посмотрела на меня.

– Вот так история, – сказал я.

– Знаю.

– В следующий раз ты, чего доброго, скажешь, что розовая прядь у тебя в волосах ненастоящая.

Мэри улыбнулась, и, кажется, я улыбнулся тоже.

– Вообще-то я подумываю от нее избавиться, – сказала она. – Из-за нее кончики секутся.

– А мне нравится.

Мэри замедлила шаг, и я понял, что мы уже почти у ее дома. Я шмыгнул носом и засунул руки в карманы. Вспомнил ее теплую гостиную, наполненную мягким светом и негромкой музыкой. Она нашла себе уютный уголок, самый уютный, какой только можно было найти в Купере. Может быть, здесь ей даже лучше, чем было на прежнем месте. Я не хотел вмешиваться в эту ее уютную жизнь, не хотел, чтобы из-за меня она рухнула. Я знал, что если останусь надолго, то это обязательно случится. Так всегда было.

Я оказался в этом городе не случайно. Я сам его выбрал. Убежал сюда от своих проблем, чтобы наказать себя за них. Мэри же говорила так, как будто во всем этом был какой-то смысл. Как будто здесь я мог бы, если бы захотел, обрести покой.

Она подняла на меня глаза.

– Хочешь об этом поговорить?

Я улыбнулся.

– Каждый день. Ты даже не представляешь, как сильно. – Я вытер нос. По щеке стекали капли дождя. – То, что во мне сидит… Я просто не знаю, как это выплеснуть.

– Иногда, когда держишь что-то в себе, – мягко сказала Мэри, – то забываешь, как без этого жить.

Я вздохнул и кивнул.

– Я убил свою девушку. Думаю, именно поэтому я здесь.

Мэри молчала, все время пока я рассказывал ей свою историю. Я рассказал ей все. Даже больше, чем своему старому капитану там, в Ди-Си. Возможно, даже больше, чем самому себе.

Мы завернули за угол, и я увидел ее многоквартирный дом.

– Мы с Рейчел были несчастливы, – сказал я. – Не с самого начала, но…

– Сначала ты просто был влюблен.

– Я даже не знаю, был ли когда-нибудь влюблен.

Это была правда. Ну то есть да, я все чувствовал: тянущую боль внизу живота, эту химическую реакцию, взрыв, выброс эндорфина. Пульсацию в капиллярах мозга. О, я еще как чувствовал любовь.

– Но ты был счастлив, – сказала Мэри.

– Конечно, – сказала я. – Мы были счастливы.

Мы остановились, чтобы перейти улицу. Проехавшая мимо машина оставила после себя мерцающую дымку. На замерзшем тротуаре блестел лунный свет.

Мэри взяла меня под руку.

– Я сказал всем, что, когда это случилось, меня не было дома. Сказал, что вернулся домой и нашел ее.

– Но ты был там.

– Я был там, – тихо сказал я. – В соседней комнате. В трех футах от нее. Разве можно не услышать, как уходит жизнь? Но я не услышал. Потому что звук уходящей жизни был не громче шепота.

Мы уже почти подошли к дому Мэри. На улицах кипела жизнь. Ветер гнал тучи. Сердце Купера билось так, словно город куда-то спешил. И я чувствовал этот ритм в собственной груди.

– Я был под кайфом, в трех футах от нее – и в сотне миль.

Я рассказал ей о женщине-джанки, о желтой ложке, которой она убила своего старика, и о пакете с таблетками, который я забрал с места преступления.

– Я принес их домой. В наш дом, Мэри. Я носил их с собой в кармане. В маленьком пластиковом пакетике.

– Но это всего лишь таблетки, – возразила она. – Не ты же убил ее.

Во мне что-то зашевелилось. Может быть, импульс защитника.

– Рейчел была в ванной. Я думал, она приняла всего пару таблеток, как и я. Она все время мерзла. Руки, ступни у нее всегда были холодные. – У меня вырвался сдавленный смешок. –