— Но вы говорите о бумеранге — если пожелаешь человеку что-то плохое, это первым делом придет к тебе, как бы вернется, — заметила Глафира.

— Примерно так, но… Человек, переступивший черту, живет в другом мире. Перевернутом, изуродованном…

— Но порой такие люди всемогущи. У них власть, деньги, — твердо сказала Маргарита Сергеевна.

— Да не всемогущи. Их нравственность, духовность на нуле — какое уж тут всемогущество! — заметил Ефрем.

— Это узкомогущество! — вставил Глеб.

— Постойте, постойте… Но разве убийца не может быть… поэтом? — Зоя Алексеевна смутилась от своего вопроса.

— Конечно, не может, — спокойно вмешался молчавший Валентин. — Он может писать стихи, но поэтом ему не быть. Для этого должна быть высокая душа. А у него может получиться что-то вроде:

Под перезвоны ресторанные

Смотрю я на часы карманные.

О, время, как оно летит!

А снег за окнами валит…

— Ну, это вы каждого бездарного поэта сделаете убийцей, — заметил Альберт. — Кстати, а какого вы мнения о… — и он назвал известного и много публикуемого поэта, редактора толстого литературного журнала.

— Ну, я бы назвал его поэзию… поэзией одного шага. Шагнул — стихотворение, еще раз шагнул — второе… Все просто, понятно, но как-то все смешно — обратная реакция. У него-то это серьезно, а получается юмор…

— Черт! Как это точно! — Глеб даже оставил свой ядовитый тон. — Вам бы критиком быть. Литературным.

— И театральным, — подсказала Маргарита Сергеевна.

— А я и хотел. Но тут у нас в семье произошло несчастье — у племянницы церебральный паралич. Я и решил, где нужнее… Но я не раз видел настоящее искусство. Помните Федора, фехтовальщика, который ставит все бои в театре? Когда он показывает бой, то среди сотен его движений — и резких, и плавных, и безжалостных, и одухотворенно-романтичных…

— О, стихи в прозе!

— Не перебивай, Глеб, я его люблю! Так вот, у него есть один момент — он снимает свой плащ, свое одеяние фехтовальщика, и бросает его на пол, на тело поверженного. Федор делает это тридцать лет, и тридцать лет плащ ложится у него всегда одинаково, тютелька в тютельку!

— Заметает следы… — «мяукнул» Глеб.

— Мы все время отклоняемся от темы! — заметила Маргарита Сергеевна. Неожиданно рядом с ней зазвонил телефон, издавая какие-то хриплые, простуженные звуки. Она сняла трубку и, не слушая, что говорят на другом конце провода, передала ее Валентине. Все навострили уши.

— Привет, Володя!

Зажав ладонью мембрану, она пояснила, что звонят из милицейского управления, и стала произносить что-то на первый взгляд малопонятное:

— Море? Черное? Пространственное расслоение… Газ… Так я и думала. Не надо медлить. Можем. Мы все можем…

Только для постороннего уха это было бы ребусом. Каждый же из присутствующих прекрасно понял, что преступник спешно уехал на юг, где его уже и обнаружили, что он плещется в Черном море, ни о чем не подозревая, что Зою Алексеевну он пытался отравить сильнодействующим ядом, что ни для кого не было секретом, а еще — Валентина и Зоя готовы выехать туда в любой момент, чтобы, отбросив все милицейские протоколы и версии, воочию посмотреть, как вытянется в удивлении лицо этого хитроумного подонка, когда он увидит перед собой гордо плывущую мимо цветочных клумб Зою Алексеевну в сопровождении Валентины и непременно еще кого-нибудь, кто властен задержать преступника и доставить его по назначению.

— Надо же… удивительно, — заметил Альберт.

— А я не вижу ничего удивительного в том, что он сбежал… Инстинкт самосохранения. Но от себя не убежишь… — довольно грозно добавил Гелий.

— Меня не это удивило, а… пространственное расслоение. Я эти слова даже вслух не произносил. Только мысленно. И нигде об этом не слышал. Но меня это занимало так же, как параллельные миры. То есть я всегда связывал эти явления.

— Я тоже думала о чем-то подобном, — сказала Глафира.

Валентин оживился:

— Но ведь вы это связываете с психологией, ребята, да? У вас же тут не голая мистика…

— Конечно, — ответила Глафира. — Ефрем, Глеб, у вас в газете есть какая-то корреспондентка, все мистические стихи пишет. Фамилия у нее военная…

— Бойцова! — подсказали оба.

— Да, она близко подошла к этому пространственному расслоению. И она помогла мне оформить, что ли, мою теорию… — с волнением говорил Альберт. — У каждого человека, у каждого поступка, у каждого чувства есть свое пространство, своя, так сказать, полочка во Вселенной.

— Своя ниша, — услужливо подсказала Маргарита Сергеевна.

— Пусть ниша. И одна отгорожена от другой. Что-то на что-то может, вероятно, влиять, но не смешиваться. Инстинкт подсказал преступнику, что надо уйти в другое пространство, иначе можно погибнуть от собственного зла. И он ушел. От места преступления его отделяют тысячи километров, другой климат, другой воздух, другая память…

Валентина не выдержала:

— А ведь мы с Глафирой давно говорили о чем-то подобном. И у Володи, что звонил мне из управления, мысли работают в этом же направлении. Но оставим пока это. Зоя Алексеевна, мы… летим?

— Как скажете, Валечка.

— Значит, летим. Володя сейчас заказывает билеты. Убийца в Сочи, санаторий «Радуга». Далеко не самый лучший, старый, но в стороне от других, незаметный. Не волнуйтесь за нас. Мы будем там не одни.

Зоя Алексеевна засобиралась, но Валентина твердо сказала:

— Нет. Одна — никуда. Сейчас будет машина, сначала — к вам, потом — ко мне и — в аэропорт. Нищему собраться — только подпоясаться.

Машина не заставила себя долго ждать. Все искренне пожелали путешественницам мужества и удачи.

Через неделю, когда Валентина и Зоя Алексеевна сидели, как на сцене в театре, перед той же публикой, посвежевшие, загоревшие и ничуть не уставшие, Маргарита Сергеевна искренне возмущалась:

— Опять вы все сворачиваете на мистику! При чем здесь призрак? Расскажите, как он вас увидел, особенно Зою, как его арестовали, в конце концов!

Валентина улыбалась.

— Я и пытаюсь это сделать. Со всеми подробностями. Мы прилетели к вечеру и остановились в соседнем санатории. За забором, так сказать. Оставили вещи и решили хоть один вечер ни о чем не думать, сбросить с себя все напряжение последних дней и просто пойти на море, посидеть на берегу. Ну, и пошли. Там спуск очень крутой, мы лестницы не увидели, и Зоя Алексеевна чуть не упала. Хорошо, с нами были провожатые…

— Менты, — опять вставил свое Глеб, — Небось целый менталитет с вами послали…

Все расхохотались над присвоением этому слову чужих функций.

— Так вот, — продолжала Валентина. — Поскольку