Ужин выдался потрясающим. Грейс пыталась вспомнить, когда в последний раз ела что-то настолько вкусное и позволяла себе полноценно участвовать в разговоре, не связанном с работой.

Грейс курила и наблюдала за Джеймсом. Он сохранял спокойное, отрешённое равнодушие. Она наблюдала, как после очередной затяжки ровнее и расслабленнее становилась линия его плеч, взгляд – мягче, а в уголках губ таяла отравляющая горечь. И наконец она заговорила:

– Смерть Фрэнки Мак-Кидд стоит включить в серию.

– А как быть с Клайдом? – Джеймс усмехнулся, выдохнул дым и потушил сигарету в пепельнице.

– Нужно поговорить с Ньюманом, попытаться выйти на адвоката Клайда.

– Ньюман на это не пойдёт. Ты знаешь. День, когда он на это согласится, станет его последним днем в полиции.

– Плевать. – Грейс усмехнулась и положила ладони на перила. – Я попробую его убедить. Или поговорю с лейтенантом.

– Хочешь, чтобы я помог тебе в этом?

– Может быть. Если веришь. – Грейс считала, что доверие между напарниками – самая важная составляющая их успешной работы, она хотела, чтобы Джеймс ей верил, иначе всё это просто не имело никакого смысла.

– Было время, когда я работал под прикрытием. И думал, что делаю сложную, важную работу. Но на самом деле мы накрывали одного или двух крупных дилеров или сутенёров в год. И нас хвалили. А это всё…

– Скучаешь по тому времени?

– Возможно.

– Приятно знать. – Уголки губ Грейс дёрнулись, но она не заставила себя улыбнуться.

– Нет, мне нравится работать с тобой, но я… просто в ужасе, понимаешь? Одно дело – ловить владельцев притонов, замаскированных под стриптиз-бар, а совсем другое – гадать, каким будет следующий шаг грёбаного монстра, который отрезает женщинам грудь.

– И теперь ты не уверен, что справишься? – тихо спросила Грейс.

– Не знаю, Грейс. – Джеймс запнулся, тщательно взвешивая то, что собирался сказать. – Я тебе доверяю…

– Есть какое-то «но»?

– Всегда есть. Вот только я не могу понять, что меня смущает. Твоя решительность и уверенность, что мы его поймаем, или мои собственные сомнения. Только не обижайся, идёт? Ты выглядишь как профессионал. Но неужели ты не боишься, что у нас ничего не получится? Что мы не справимся и он продолжит убивать? А когда ему надоест округ Кинг, он просто станет охотиться где-нибудь ещё. Что смерти и мучения всех этих несчастных женщин будут на наших руках?

– К чему ты ведёшь? – Грейс придвинула к себе бокал, стоявший на перилах, и обхватила ладонью пузатые стенки.

– Ты опасаешься того, что он сделает следующий шаг, хочешь копаться в его прошлом, выпустить из тюрьмы ублюдка, отравлявшего жизнь Фрэнки и собственному сыну. – Джеймс поджал губы.

– Вовсе нет, я просто пытаюсь понять…

– А я этот шаг жду, – признался он, пропустив мимо ушей то, что она сказала.

Грейс застыла, не успев донести до рта сигарету, которая истлела до фильтра, и потушила её в пепельнице, так и не сделав больше ни одной затяжки. У неё дрожали руки. Сердце мелко, истерично колотилось под рёбрами, сжималось панически и жалко.

– Почему? – спокойно спросила она, сглотнув сухость во рту: на языке чувствовался вкус пепла, слова отдавали горечью.

Она покосилась из-под полуопущенных ресниц куда-то в сторону сочащегося светом окна уютной гостиной.

Джеймс сомкнул губы, нахмурился, пристально посмотрел на Грейс – сверлил глазами, пока не свело судорогой угол рта. Признаться ему было хуже, чем стоять безоружным в чистом поле под перекрёстным огнём пулемётчиков, чьи пальцы нетерпеливо дёргались на спусковых крючках. Признаться и надеяться на понимание он авансом считал провалом.

Лицо Грейс оставалось невозмутимым, линия рта – плавной, без излома отвращения, словно она ждала чего-то подобного, а дождавшись, поняла, что сумеет это пережить.

Он успел привязаться к ней, влюбиться в её профессионализм и неподдельную храбрость, уступчивую, покорную силу и стальную волю, в готовность принести свою жизнь в жертву работе.

– Мне нужно, чтобы он бросил нам кость, – виновато пояснил Джеймс. Он смущённо потёр заросший подбородок, зарылся пятернёй в неопрятно отросшие волосы. – Я толком не могу объяснить почему. Наверное, потому что надеюсь, что хотя бы раз он ошибётся. Когда скорбь по Кэтрин и Мишель утихнет, мэр сделает всё, чтобы закрыть это дело. Понимаешь?

Грейс холодно усмехнулась и задумалась. Она пялилась на проезжающие мимо машины сквозь тёмные деревья – невозмутимо, насколько это вообще было возможно. Только по рукам, потрескивая от давления, полз едва заметный надлом – самообладание давалось ей нелегко.

– Не понимаешь, – шепнул Джеймс. – Думаешь, я грёбаный ублюдок с начисто снесённой башней?

– Понимаю. – Грейс покачала головой. – Я всё понимаю, Джей. Но брошенная кость будет стоить кому-то жизни. Убийство Фрэнки, если она была первой, может помочь нам понять, что стало тем самым спусковым крючком, после чего у него сорвало тормоза.

– Значит, нам нужно поговорить с адвокатом Клайда Хеджеса. – Джеймс пожал плечами. – Сразу после того, как поговорим с куратором приюта. – Он закрыл лицо руками. – Я хочу, чтобы ты знала кое-что. Чтобы ты узнала это от меня. Четыре года назад я работал под прикрытием в «Дьявольском треугольнике», мы пытались взять Зейна за задницу. Он организовал живые поставки из Восточной Европы, привозил девушек в Штаты обманным путём и принуждал заниматься проституцией. Тогда же я познакомился с Мэдди. Она была танцовщицей. Мэдди – американка, но она воспитывалась в приёмной семье. У них там что-то не сложилось… Она не любит об этом говорить. Зейн отобрал у неё документы, она фактически была в рабстве. После того как Зейна посадили, я помог ей восстановить документы. И… – он помолчал, – всё как-то завертелось. Так что с тех пор мы вместе.

– Мэдди замечательная. – Грейс коснулась его предплечья и улыбнулась. – В ней столько этой потрясающей женской энергии… У меня весь вечер было ощущение, что я дома, на маминой кухне.

– Я знаю, она невероятная. – Он кивнул и усмехнулся. – Я счастлив с ней.

В голове Грейс всё встало на свои места. Она поняла, почему фраза Зейна вывела его из себя.

– Это очень заметно. Мне пора, Джей. – Она поджала губы и спустилась по ступенькам крыльца. – Спасибо за вечер.

Всю дорогу до дома Грейс проплакала. Она тайком стирала слёзы с лица манжетой рубашки – ей не хотелось сочувствия. Грейс думала, что она не заслуживает ничего подобного: ни этих дурацких хеллоуинских подушек, ни взглядов, полных