– Помнишь, как мы были в моей комнате в винограднике? – спросил он.

Эбигейл ничего не ответила, полагая, что он продолжит, но Скотти молчал.

– Да, помню, – наконец выдавила она. – Но я была пьяна, Скотти. Я действительно была пьяна. Весь тот вечер для меня прошел как в тумане.

– Весь вечер? – Он улыбнулся, как будто ему не терпелось услышать ответ.

– Не знаю, каких слов ты от меня ждешь, – сказала Эбигейл.

– Что это был хороший секс. Что это был самый лучший секс.

– Как я уже сказала, это…

– И был момент – знаю, ты помнишь его, – когда мы занимались любовью, и наши руки переплелись, и на миг я почувствовал, как это произошло между нами. Как моя душа вошла в твою душу, а твоя – в мою. Я знаю, ты тоже это почувствовала.

Эбигейл покачала головой.

– Нет. Мне жаль, но я не почувствовала.

– Может, ты просто этого не помнишь, но это было, клянусь тебе. – Он наклонился, и Эбигейл увидела крошечные капельки пота вдоль линии роста волос, хотя было не так уж и жарко.

– Даже если и был этот момент, этот накал чувств, это ничего не меняет, и ты прекрасно понимаешь это, – сказала она.

– Меняет. Еще как меняет. Это меняет все.

Волосы Эбигейл были все еще влажными после душа, и ей сделалось зябко. Она слегка поежилась.

– Неправда. Я сказала все, что могу сказать. Все кончено, Скотти.

– Я буду считать это оконченным лишь при одном условии, – сказал он и слегка придвинулся к ней по скамейке. – Ты должна доказать это мне. Я знаю, что у нас был тот момент, и охотно верю тебе, что, возможно, ты его не помнишь. Мне это понятно. Но я не уеду отсюда, пока ты не согласишься переспать со мной еще раз.

Эбигейл вздохнула и, не заботясь о том, разозлит это его или нет, рассмеялась.

– Этого никогда не произойдет.

– Почему? Ты уже изменила своему мужу. Подумаешь, еще один раз… И если ты права и мы ничего не значим друг для друга, я это пойму. И оставлю тебя в покое.

– У меня медовый месяц, – напомнила ему Эбигейл. – Я больше никогда не буду спать с тобой, и, если ты не оставишь меня в покое, я вызову полицию.

– Тогда Брюс все узнает.

– Я прошу тебя, пожалуйста, не делай этого, – взмолилась Эбигейл.

– Это не тебе решать.

– Понимаю. Поэтому и прошу тебя: пожалуйста, не говори ему. Не ради меня, а ради него.

– Почему нет? Он должен знать правду.

– Ты говоришь, что между нами есть связь. Тогда ты должен ее уважать. Пожалуйста, ради меня. Не говори ему. Это слишком больно его ранит.

– Это слишком больно ранит тебя, ты хочешь сказать, – заметил он.

Эбигейл поняла: Скотти пытается удержать ее здесь, заставить и дальше разговаривать с ним, и это начало ее раздражать.

– Послушай, – сказала она. – Поступай как знаешь. Если я тебе небезразлична, как ты говоришь, ты оставишь меня в покое, дашь мне жить моей жизнью. Но если решишь сделать мне больно – давай, вперед, скажи Брюсу то, что хочешь ему сказать. Я тоже расскажу ему свою историю, и посмотрим, кому он поверит. Как тебе это?

– Он поверит мне, – сказал Скотти.

– Хорошо. Если ты так думаешь…

– Я расскажу ему про родимое пятно.

Эбигейл на мгновение растерялась, но тут же поняла – ее родинка под левой грудью. Родимое пятно клубничного цвета под левой грудью, в форме полумесяца, светло-розовое, с красными прожилками. Когда она была маленькой, расположенное около верхнего ребра, оно сразу бросалось глаза, но потом, когда у нее выросла грудь, оно стало невидимым, и она почти забыла о нем.

Эбигейл встала. Как назло, ноги ее почти не слушались.

– Хорошо, говори ему все, что хочешь. Тебе решать. Я не могу тебе помешать.

– Я живу через два домика от тебя. Мой называется «Сосновый приют». Я пробуду здесь еще четыре дня. Приходи как-нибудь ночью, когда твой муж уснет. Если дашь мне еще один шанс, я тебя отпущу. Обещаю. Он никогда не узнает.

– Иди к черту, – сказала Эбигейл. – И вообще иди к черту за то, что последовал за мной в Нью-Йорк и околачивался на моей свадьбе.

Прежде чем Скотти успел что-то ей ответить, она зашагала прочь по тропинке. Сердце бешено колотилось, руки покалывало. Эбигейл посмотрела на часы. Почти одиннадцать. У нее еще есть время вернуться в домик и переодеться к обеду. Она надеялась, что Брюса там не будет, что он все еще на прогулке. Ей было нужно время, чтобы подумать о том, что только что произошло, и понять, что ей делать дальше.

Когда Эбигейл вернулась в домик, Брюса там не было. По привычке схватив свой мобильник, она проверила, есть ли связь, но, увы, ее не было. Если б связь была, она загуглила бы имя «Скотт Баумгарт» и выяснила, действительно ли его так зовут. Вдруг он псих и стоит на учете в полиции? Кроме того, будь здесь связь, она могла бы позвонить Зои, рассказать ей, что случилось, и попросить у нее совета. Именно это Эбигейл и хотела сделать больше всего на свете. Она нашла в списке контактов номер телефона Зои и записала его на внутренней стороне мягкой обложки романа, который взяла с собой почитать. Внезапно ей безумно захотелось поговорить со своей лучшей подругой, услышать ее голос.

Эбигейл вышла из домика и быстро направилась к главному корпусу. На улице слегка потеплело, но небо все еще было облачным – сплошная серая полоса и мутное пятно там, где скрывалось солнце. В холле главного корпуса один из сотрудников складывал у камина дрова, и Эбигейл спросила его, где тут телефон.

– Какой телефон? – спросил он.

– У вас наверняка есть стационарный телефон, которым могут пользоваться гости…

– Конечно. У вас что-то срочное? – Мужчина, примерно ее ровесник с короткой армейской стрижкой, выглядел искренне обеспокоенным.

– Срочное, но не очень. До моего отъезда сюда мне нужно было кое-что сказать подруге, но у меня