Степан критически осмотрел Зину.

— Что же случилось с Олегом, вы толково, по-человечески, можете рассказать?

Зина начала:

— Седьмого августа, когда Олег вышел от вас, на него напал Славин, хотел убить — замахнулся ножом.

— Подожди, — перебил ее Крючков, — это какой же Славин?

— Сергей-парикмахер.

— Серега? Странно!

— Ну вот, Олег оборонялся и применил самбо, выбил нож, а парикмахера отбросил, Славин упал, ударился головой об асфальт и умер. Олега арестовали, потому что нож исчез и ему не верят, что Славин напал первый.

— А я ничего не знал! Где это случилось?

— С той стороны двора, под аркой.

Крючков вскочил, закурил новую сигарету.

— Какой был нож?

— Олег говорил — большой, с белой ручкой, а на ней насечка.

— Куда же он делся?

— До сегодняшнего дня никто не знал. А сегодня ваш сосед рассказал, что видел нож, но его забрал какой-то тип, который припугнул их с женой. Если, мол, скажут, то он этим же ножом их зарежет. У того типа на пальцах руки наколоты четыре буквы: «Боря».

— Ошибся Егор Михайлович, — пробормотал Степан и метнулся в комнату, прямо на босу ногу надел сандалии и грубо потребовал: — Ты иди. В милицию. Я туда сам приду и принесу нож. Я знаю этот нож и знаю, где он находится.

Дорохов углубился в записи Лаврова, но прочесть их ему не пришлось.

В кабинет точно пуля ворвалась Зина. Сначала она бросилась к Олегу, обняла его, а потом, застеснявшись, отошла в сторону, начала рассказывать, что нашла Крючкова и он очень взволнованный убежал куда-то, сказал только, что за ножом.

Дорохов встал, подошел к девушке и потребовал повторить точно, что сказал Крючков.

— Степан говорил, что он знает, у кого нож, возьмет его и принесет вам.

— Вот это уж совсем плохо, — Дорохов подошел к телефону и поспешно набрал номер. Увидев входящего ответственного дежурного, отодвинул телефон:

— Я как раз вам звонил.

— Вам телеграмма из Москвы.

В телеграмме говорилось: «На ваш запрос сообщаем, что интересующий вас человек судим четыре раза за квалифицированные кражи из магазинов, признан судом опасным рецидивистом. Последний раз освобожден из мест заключения 6 лет назад. Один год проживал по месту рождения, а потом уехал, не указав нового местожительства. Имеет татуировки. На левом предплечье кинжал, обвитый змеей».

Дорохов попросил дежурного распорядиться, чтобы весь транспорт, имеющийся в городском отделе, и сотрудники всех служб никуда не отлучались. Вошедший в кабинет Киселев с удивлением слушал эти распоряжения.

— Что-нибудь случилось, Александр Дмитриевич?

Дорохов протянул ему телеграмму, тот прочел, хотел что-то спросить, но полковник его остановил:

— Соседи разъехались?

— Да нет, сидят у меня в кабинете.

— Тогда пусть останутся, наверное, и им найдется работа. У меня к тебе просьба: возьми Лаврова, отыщи свободный кабинет и посади его там, а чтобы ему не было скучно, пусть с ним побудет Зина. Кстати, вопрос о его освобождении согласуйте с прокурором. Мне думается, что еще некоторое время ему не следует показываться в городе. И вместе с Чернецким и Григорьевым заходите ко мне.

Степан Крючков почти бежал. Он готов был к любой ссоре, к скандалу, даже драке. Решил, что возьмет его за горло и заставит отдать нож. В квартиру буквально ворвался и с порога начал кричать и ругаться.

— Ты что, Степан, с ума сошел? — холодно встретил его Богданов. — Орешь на всю лестницу, дурак. Заходи, поговорим.

— О чем говорить с тобой? — продолжал орать Степан. — Отдай нож парикмахера, ну, тот, что я ему сам делал.

— Нож Сереги? Зачем он тебе вдруг потребовался?

— Я отнесу его в милицию, чтобы зря не путали хорошего парня.

Богданов по-прежнему был спокоен, он прошел на кухню, принес бутылку коньяку, две рюмки, наполнил их, и Крючков, заметив, что руки у него совсем не дрожат, как-то и сам успокоился.

— Отнесешь нож и скажешь, что взял у меня? — Константин сделал глоток. — В легавые решил податься?

— Если даже и не скажу, то тебе от этого легче не будет. Мой сосед, которому ты пригрозил, уже час сидит у московского полковника и дает показания. Он, правда, кое-что напутал с татуировкой, но я думаю, что там разберутся, — Крючков говорил спокойно, так как понял, что криком ничего не добьется.

Богданов допил коньяк, налил еще рюмку, встал, с сожалением посмотрел на Степана.

— Ну что же, я предполагал такой вариант. Идем. Нож в твоем гараже, отдам.

— За что вы хотели убить Лаврова?

— Это длинная история, да и не твоего ума дело, — Богданов пристально смотрел на Степана, что-то обдумывая. — Впрочем, если тебя интересует, расскажу: обмолотили мы с парикмахером магазин удачно. Едем домой, а нам навстречу — постовой, я говорю «отверни», а Серега — прямо на него и сбил. Мы смылись. Милиционер, наверное, отдал концы. Приехали домой, все хорошо, все спокойно. Стали прятать тряпки. Серега понес, я остался у машины, а там товару как на складе. Ну, смотрю, а мимо — дружинник. Я поднял капот и делаю вид, что копаюсь в моторе, а он остановился, подошел ко мне и спрашивает, нет ли спички, ему, видите ли, закурить надо. Я говорю — нет, а он снова пристает с вопросом: «Что, искра в баллон ушла, может, помочь?» Да нет, говорю, спасибо, нашел уже эту проклятую искру. Он постоял, посмотрел, увидел тюки: «В отпуск собираешься?» На юг, говорю, думаю махнуть, к морю, ну, он и ушел. Хорошо, что Серега из гаража не вышел. А через день мы увидели, как он тебя, пьяного, тащил чуть ли не через весь город. Ты ведь наверняка разболтал ему про наши дела? Не знаешь какие? Удивительно!

Богданов открыл гардероб, не спеша одел темно-серый костюм, сунул в карман чистый носовой платок.

— Пошли.

Степан отставил, не пригубив, свою рюмку и вышел вслед за Богдановым. Они шли быстро. Пересекли несколько улиц, вошли в сквер, миновали беседку, где еще никого не было, и подошли к гаражам. Крайний слева, из ребристого железа, принадлежал Крючкову. Вернее, это был гараж его отца, и