Капитан нажал кнопку и разбудил спящих. Экипаж мертвой хваткой вцепился в поручни, но все равно было трудно затормозить. Кровь сначала приливала к голове, а затем, булькая, отливала. Наконец запустили выхлопную трубу и убедились, что аппарат неподвижно застыл на краю Млечного Пути. Капитан приказал одеваться к выходу и первым, размотав портянки, натянул скафандр из пробрезентованной резины. Но вот на экране возник синтепротонный трегилет, значит, твердая поверхность была близко. Окончательно проверили приспособления в скафандрах для создания дополнительной гравитации, которой так не хватало экскурсантам с Земли на маленьких планетах.

Принадлежащая созвездию «Саламандра» планета «Аскарида гамма Центавра» встретила путников неприветливо. Приборы сразу зарегистрировали новые излучения, которых еще не знали ученые Земли. Нужно было срочно исследовать их, искать защиту. Прежде всего была установлена инфраспонтанность излучения, это позволило установить его безопасность для белковых тел. Капитан смело вылез из аппарата, за ним Забурдаева. Это только и нужно было Окуля-рову. Лихорадочно срывая станиолевую обложку, он репологасационным ключом начал шунтировать амперометрические трубки навигационной системы охлаждения. Курс корабля изменился ровно на 13 градусов 54 минуты 01 секунду. А тем временем разведчики делали первые шаги на неизвестной планете. Антикварность искровых апоплексаторов не подвела, организмы были в нормальном состоянии. Но все же небольшая релаксация циркония-ацетат-бротуолевых фрикционных обшлагов чувствовалась. Вероятно, здесь не действовали привычные на Земле законы Ньютона и Максвелла. Нужно было скорее сворачивать с Млечного Пути. «Экскурсанты» вернулись на корабль, не подозревая, что путь их будет совершенно другим.

Глава 3

В эту теплую сентябрьскую ночь Вельцевул Дзюба, бывший подводник-верхолаз, а ныне старшина войск госбезопасности, вновь дежурил у памятника основателям общества трезвенников. Бухая подкованными сапогами, раскачивающейся походкой уже два раза, сначала вдоль, а потом поперек, он обошел вокруг памятника. Ему не везло. Он жаждал приключений и подвигов, мечтал о героическом задержании шпионов и диверсантов, а тут ему приходится уже вторые сутки торчать около этого глупого памятника. Дзюбе стало тоскливо и неуютно. Хотелось чего-то большего, героического. Хотелось дунуть изо всех сил в милицейский свисток или выпить пива. Проклятое время ночь. Не на ком отвести душу. Эх-ма, сейчас бы рявкнуть рыкающим голосом на какую-нибудь старушонку: «Пройдемся-ка, старая, до участка», — чтобы хоть чем-то показать свое превосходство над другими и частично утолить жажду подвига. Но, увы…

Чтобы забыться, Дзюба начал декламировать устав: «Сапоги надо чистить вечером, дабы утром надевать их на свежую голову. Обязательно мыть руки перед едой, так как микробы не дремлют. С рук через пищу они попадают человеку в глотку, и человек часто умирает, подавившись вышеуказанными микробами». Дзюба так увлекся, что не сразу заметил незнакомца у памятника. Тот стоял к нему спиной, но это не помешало Дзюбе разглядеть в нем бывшего военного. Старшина сразу преобразился, почувствовав неладное. Он каждого человека рассматривал, прежде всего, как потенциального противника, поэтому сейчас он, естественно, был во власти подозрений и догадок. Что нужно этому субъекту возле памятника, почему у него так тщательно разглажены брюки и обувь даже в темноте блестит яркой оранжевой краской. У него невольно возникло мучительное желание плюнуть незнакомцу на штиблеты, но нечеловеческим усилием воли старшина сдержал свой страстный порыв и укрылся за пивным ларьком, незаметно наблюдая за подозрительным субъектом. А тот, быстро оглядевшись по сторонам, достал из-за пазухи театральный бинокль и уставился в звездное небо. При виде этого у Дзюбы от волнения засосало под ложечкой и зашевелились пальцы на ногах. «Что он там высматривает?» — мучительно думал Дзюба, и постепенно его подозрения принимали законченную форму. Перед ним самый настоящий шпион, которого любой ценой нужно брать живым. Дзюба бесшумно опустился на четвереньки и пополз к незнакомцу, который так был занят своим преступным занятием, что даже ни разу не оглянулся. Дзюба полз напрямик, через лужи и кучи отбросов, благодаря судьбу за такое щедрое вознаграждение его долгого терпения. В мозгу мелькала только одна мысль: «Живым, живым надо брать». Вот он вплотную подполз к незнакомцу, затем в мгновение ока вскочил на него и оглушительно гаркнул в самое ухо шпиона: «Бабах!!!» Тот от неожиданности присел, со свистом втягивая носом воздух, а Дзюба, не давая ему опомниться, бросился на него и особым милицейским приемом укусил за живот. Бандит взвыл от боли, но тут же опомнился и нанес Дзюбе сильнейший удар пяткой по спине. Падая, Дзюба все же успел зацепить противника за ноздрю и утянуть его за собой на землю. Под темным бесстрастным небом борьба, насыщенная драматизмом и запахом пота, продолжалась в партере.

Именно на это и рассчитывал старый петлюровец, ныне резидент американской разведки Козалупа. Он решил пожертвовать одним из своих агентов, наименее осведомленным, чтобы отвлечь внимание сыщика из ГПУ, как он мысленно называл Дзюбу, и достать из ниши под памятником важное донесение своего связного. Он появился у памятника внезапно и через три минуты исчез, с усмешкой оглядев два борющихся на грязной земле тела. Силы уже оставляли Дзюбу, а незнакомец угрожающе шипел гнилыми зубами. Затем, дыша в лицо смрадом перцовки, он ухватился зубами за мизинец старшины и, сжимая челюсти, напрочь откусил его. Дзюба помнил совершенно отчетливо кинокартину «Молодая гвардия» и, вообразив себя Сергеем Тюлениным, не издал и звука даже тогда, когда незнакомец кровожадно откусил ему второй мизинец, на правой руке, а продолжал намертво держать ноздрю шпиона посиневшими от напряжения четырьмя пальцами. Перед глазами все завертелось и поплыло. В пестром калейдоскопе видений стремительно проносились перед ним: его Нюся в меховом бюстгальтере, особые биточки без подливы, туз пик, сапожные клещи. В угасающее сознание ворвался рокот моторов. Последним усилием воли Дзюба дернулся нижними конечностями и затих…

Очнулся Дзюба в мерно покачивающемся вертолете. Шальными глазами недоуменно обвел кабину, увидел печального своего противника, сидевшего у левого борта в спущенных до колен брюках, чтобы тот не смог сбежать или выброситься с вертолета, и вспомнил минувшую ночь. От сознания, что все хорошо кончилось, он счастливо заплакал, пуская носом пузыри, восторженно поматывая головой, и вдруг увидел Нюсю, его Нюсю. Теплая волна прилила к сердцу, захотелось сказать ей что-то ласковое, и он, неожиданно для себя, всхлипнул, прохрипел: «Сапоги всмятку. Опять же, устав…» Нюся радостно заулыбалась,