— А где в это время находился личный телефон моего клиента? — Семен Анатольевич даже не пытался скрыть язвительный тон.

Голиченко побил их, нокаутировал одним профессиональным ударом. Бесполезно предъявлять квитанцию за превышение скорости, следователь заявит, что пациент одолжил машину кому-то другому, а телефон забыл в бардачке. Он найдет объяснение любому факту, не вписывающемуся в его версию, потому что задача следователя не раскрыть дело, а закрыть. Поставить вожделенную галочку. Это знает любой адвокат, а потому, в отличие от теоретиков и профессоров юриспруденции, сравнивая российскую систему правосудия с немецкой, копает глубже — до этапа досудебного расследования.

— Поймите, Семен Анатольевич, не важно, где находился его личный телефон. Важно, что его второй телефон был в Краснодаре, а свидетель заявляет, что видел подозреваемого в больнице. Чтобы предъявить обвинение, этого с головой хватит, и любой судья согласится, что алиби вашего клиента несостоятельно.

Семен Анатольевич посмотрел на Власенко.

— Думаю, нам больше нечего добавить.

— Ну, тогда очную ставку можно заканчивать. — Голиченко щелкнул мышкой, из-под стола донеслось жужжание принтера. — Сейчас подпишем протокол, и можете быть свободны. Думаю, в следующий раз увидимся на ознакомлении с материалами дела.

«Другими словами, после предъявления обвинения», — заключил Семен Анатольевич.

Опыт в очередной раз подтвердил статистику: в России всего два процента подозреваемых отпускают домой и расследование в отношении них прекращается. В Германии этот показатель не бывает меньше сорока, а рекордные годы достигал семидесяти процентов.

Вот и вся разница, которую не знают обыватели. Вот и сложившаяся практика, о которой не подозревают профессора. Если человека заподозрили в уголовном преступлении в Германии, то велика вероятность, что обвинения снимут. Поэтому считается, что для немецкой системы правосудия характерен оправдательный уклон. В России с вероятностью девяносто восемь процентов подозреваемый отправится в суд и примерно полпроцента, что он выйдет после суда на свободу. Вот и тот самый уклон обвинительный.

Однако Семен Анатольевич знал, как повысить шансы на победу, и в своих расчетах тоже опирался на статистику. Судья, естественно, съест версию Голиченко и не поморщится — судьи в любой непонятной ситуации становятся на сторону обвинения. Но, в отличие от них, простые люди будут задавать вопросы. Им-то и стоит рассказать про штраф, а заодно объяснить, что версия с телефоном притянута за уши.

Цифры не врут: присяжные выносят оправдательный вердикт в двадцать раз чаще, чем судьи, — а личная статистика Семена Анатольевича еще сильнее обнадеживала: он пять раз одерживал победу в суде присяжных и только дважды проиграл. Значит, правом на суд присяжных они и воспользуются, а там видно будет, за кем останется последнее слово.

Глава 6. Город, усыпленный карантином

Кирилл потрепал Герку по загривку, извиняясь, что не может взять ее с собой, и вышел на улицу. Машина одиноко стояла у забора — ее он тоже взять не мог: если оставался небольшой шанс, что на посту не тормознут пешехода, то водителя точно остановят. Ладно, если просто оштрафуют, так ведь отправят домой, а этого Кирилл допустить не мог. Он чувствовал, что нужен Нике.

Утренний воздух приятно освежал. Солнце уже пригревало, но ветерок не давал снять легкую куртку: идеальная погода, май в Краснодаре не то же самое, что май в Москве. Южная жизнь баловала жаркой осенью, мягкой зимой, комфортной весной. Правда, местные в один голос твердили, что нужно еще пережить краснодарское лето, потому как осень и весна здесь и в самом деле потрясающие, зима дождливая, но терпимая, а вот лето… летом наступает ад.

Кирилл философски отвечал: «Поживем — увидим». Ему даже любопытно было: что такого ужасного в южном лете? Он приезжал в Краснодар и в августе, и в июле: понятно, что жарко, но уж точно не хуже, чем во влажном Вьетнаме, где он одно время жил почти год.

Поселок спал: ни машин, ни пешеходов. Пустые улицы, пустые дворы. Где-то жужжала коса, на деревьях заливались пением птицы. Кирилл все никак не мог привыкнуть к пригородным звукам, даже ночью под окнами без конца звучали трели. Герка поначалу реагировала на каждый чирик: вскакивала, бежала во двор и будила соседей громким лаем. Потом наступила зима, птицы смолкли. Гера успокоилась, а весной на пернатых уже не реагировала, похоже, поняла, что теперь эти звуки — неотъемлемая часть ее жизни.

Кирилл свернул в переход под железной дорогой, прошел по небольшому туннелю и, выйдя к трассе, удивленно присвистнул. Слышал, что из-за цирка с системой выдачи пропусков сложилась ситуация, тупее которой трудно представить, но не думал, что все настолько плохо.

На дороге, ведущей в город, происходил транспортный апокалипсис. Машины стояли в три ряда: два основных, один на обочине. Пробка была мертвой, застывшей — худшая из всех разновидностей. Двигатели безрезультатно урчали, колеса не двигались. Водители выходили на улицу, курили, переговаривались. Пассажиры выглядывали из окон. В их взглядах читалась злость и обреченность, похоже, мало кто надеялся выбраться из затора.

Кирилл пошел быстрее, стараясь не вдыхать выхлопные газы, и мысленно поблагодарил себя за то, что оставил машину дома. Казалось бы, какие сейчас могут быть пробки?! Однако в пандемию законы логики окончательно перестали работать.

Виной тому были пресловутые пропуска, позволяющие пересекать границу региона: по старой доброй русской традиции правила ввели, а систему не отладили. Зато сразу за мостом через реку Кубань разместили патруль, он-то и стал главной причиной пробки.

Водителей останавливали, изучали документы, просили предъявить красный пропуск. Естественно, заветная бумажка была далеко не у всех, однако стремлению выбраться в город это не мешало. Кого-то пропускали, находя причину достаточно веской, но в основном запрещали проезд, выписывали штрафы и разворачивали. Пробка в результате только росла.

С самого начала пандемии Кирилл сидел дома, поставив на паузу все важные дела. «Царская трапеза» работала на минималках. Конечно, полностью производство не остановилось: сотрудники обслуживали бассейны, ухаживали за рыбой, да и сбыт нельзя было прекращать. Кирилл старался выжать максимум из удаленной работы, но его личный КПД непозволительно снизился. Черпать энергию и вдохновение было неоткуда, милый уютный поселок, в котором он совсем недавно приобрел дом, превратился в зону уныния. Службы доставки сюда не доезжали; гулять негде — тротуаров нет, фонари только на центральных улицах; ассортимент продуктов в магазинах сократился и стал печальнее некуда. Но со всем этим можно было мириться, — в конце концов, пандемия не шутка, стоило потерпеть, пока вирус не