Однако Верочка опомнилась и успела отменить свой вызов. Ванька после долгого ночного скандала с матерью безмятежно заснул в своей комнате, так что Верочка смогла беспрепятственно вернуться в квартиру, где и встретила Норова. Норов растолкал сына, заставил умыться, одеться и вывел на улицу. И вновь они шли по сумеречным пустым аллеям МГУ, между уныло — бравурных сталинских высоток. Стояло раннее морозное утро, еще не рассвело, вокруг было безлюдно, голубоватый от фонарей снег поблескивал и похрустывал под ногами. Еще полгода назад и Норов, и Верочка были уверены, что Ванька будет учиться здесь, сейчас об этом не было и речи.

— Папуль, я же тебе говорил, что у нее крыша поехала, а ты на меня ругался! — грустно басил Ванька, пожимая большими, полными плечами. — Шарит в моих вещах, орет, ругается на меня матом, врывается ко мне, когда хочет. Я просил ее хотя бы стучаться, все-таки я взрослый человек, а она: «Это моя квартира! Я могу тебя из нее выкинуть в любое время!».

Норов заметил, что Ванька еще раздобрел, куртка, купленная в прошлом году, была ему тесна. Его нос был безнадежно заложен, он уже дважды доставал пузырек с каплями, пшикал, вдыхал, но лучше не становилось. Обветренные красные руки были в кровавых корках.

— Опять аллергия? — спросил Норов.

— Ну, да, немного, — виновато ответил Ванька, предчувствуя выговор за несоблюдение диеты и режима.

— Лечишься?

— Ну… таблетки пью…

— Не помогают?

— Честно говоря, не очень… Мне вообще-то пора курс уколов делать…

— Почему не делаешь?

— За него же платить надо, а деньги у мамы…

— Она тебе не дает? — нахмурился Норов.

— Я намекал ей несколько раз, она молчит. А открыто просить я не хочу, у нас сейчас такие отношения… сам понимаешь…

— Ходишь в школу?

— Ну, как тебе сказать?.. — Ванька вздохнул. — Я же в новую перешел. Ну, был там несколько раз, мне как-то не понравилось. Тем более, туда ездить на маршрутке нужно: и неудобно, и времени много уходит. Я вернулся в свою, старую, а пропустил-то уже прилично. Мама договорилась с учителями, что они будут со мной дополнительно заниматься, ну, там, по математике, по русскому… Я начал потихоньку догонять, потом у меня снова какой-то провал случился, я с неделю не ходил… В общем, классная руководительница отказалась меня аттестовать и за вторую четверть… Оценок за полугодие у меня нет. Такая вот ерунда…

***

— Как Аня? — спросил Гаврюшкин, едва они тронулись.

— Утром ей было лучше, потом из-за всей этой чехарды с жандармами у меня не получилось дозвониться. Сейчас приедем, опять попробую.

— Да там хер берет! — с раздражением отозвался Гаврюшкин. — На полкилометра от дома приходится отходить и то — через пень колоду! Как они тут живут?! Дикий народ!

Норов остановился у «Мельницы».

— Пашка, ну, рассказывай же быстрее! — нетерпеливо взмолилась Ляля. — А то я вся в непонятках!

— У вас найдется, что выпить? Во рту пересохло…

Рассказ Норова об обыске и последующих событиях был коротким, он спешил; время для него было на вес золота. Тем не менее, они втроем успели прикончить бутылку вина из холодильника, а Ляля еще съела кекс, сообщив, что ее «на нервной почве на сладкое пробивает».

— Пашка, тебе срочно валить отсюда надо! — взволнованно воскликнула Ляля. — Если тебя поймают, тебе конец! Лет на десять упекут!

— Да куда валить-то? — не без злорадства возразил Гаврюшкин. — Его сейчас в розыск объявят, в любом аэропорту примут! Вот уж попал так попал!

— Надо на машине уходить! — упорствовала Ляля. — До Парижа как-нибудь добраться, а там — в наше консульство!

— А машину где брать? На его тачке — нельзя, она, считай, тоже в розыске, свою я не дам, имей в виду! Она на меня записана, мне на хрен не надо в такие истории влипать!

— Тебя, скорей всего, одновременно со мной в розыск объявят. Да и Лялю тоже.

— Меня?! — возмутился Гаврюшкин. — А я-то причем?

— Лансак про тебя спрашивал.

— Да я сюда из-за Ани прилетел!

— Вот это ты их прокурорам и объяснишь. Ладно, у меня нет на тебя времени. Ляля, послушай, я знаю, кто убийца. Я хочу заставить его во всем признаться. Но чтобы его выманить, мне понадобится твоя помощь.

Ляля слегка струхнула.

— А что нужно делать?

— Не вздумай в это влезать! — предостерегающе повысил голос Гаврюшкин. — Ты же сразу сообщницей заделаешься!

Колебания Ляли усилились. Она отвела глаза и покраснела.

— Паш, мне как-то это… малость страшновато… Войди в мое положение: я тут никого не знаю, денег у меня нет, даже адвоката, если что, взять не смогу.

Норов одним глотком допил то, что оставалось в бокале, и поднялся.

— Спасибо за вино, — сказал он. — Извините, что побеспокоил.

***

Опухшая от слез, некрасивая, хотя и накрашенная Верочка в ожидании Норова и Ваньки, накрыла на стол. Но Норов на еду даже не мог смотреть, а Ванька, что-то наскоро съев, тут же ушел к себе.

— В школу он не ходит, меня опять вызывали к директору, сказали, что будут его отчислять, — принялась рассказывать Верочка, отирая непрерывно струившиеся слезы. Кожа на щеках под гримом была от них красной и воспаленной. — Не думала, что доживу до такого стыда! Я так гордилась им, а сейчас стою на службе и плачу. Все спрашивают, что с Ванюшей? И матушка-настоятельница, и монахини и батюшки…. А я не знаю, что и ответить…

Слушая ее, Норов испытывал смешанное чувство жалости и недоверия. Жалоба в полицию на Ваньку была за пределами его понимания. Она нервничала под его испытующим взглядом.

— Вчера вечером он ушел, я не спала. Сидела в гостиной до трех, ждала его. Только прилегла, — он возвращается. Слышу, прошел на кухню, что-то ищет в холодильнике, потом входит прямо ко мне в спальню, без стука: «Я хочу есть! Иди, приготовь мне что-нибудь!». Я отказалась, говорю: «Я тебе не служанка, чтобы среди ночи готовить». Он схватил меня за шею, выволок на кухню. Стал кричать, бить посуду. Я испугалась, что он под наркотиками, глаза у него были бешеные. Вырвалась, убежала к консьержке, позвонила тебе, подруге. Та приехала, они вместе с консьержкой поднялись в квартиру, пытались его успокоить. Он не открыл им дверь. Можешь у них спросить, они подтвердят!

— Я не буду никого расспрашивать. Неужели ты не понимаешь, что недопустимо вмешивать посторонних людей в семейные дрязги и уж тем более — вызывать полицию!..

— А что мне было делать?! Ждать, когда он меня придушит?! Он был как ненормальный! Я не могу с ним больше! Забери его, прошу