Должно быть, она почувствовала, что все идет к чертям собачьим. И быстро.

Напротив тети Оливии села еще одна женщина. Я узнала ее.

– Сколько лет, сколько зим, – заявила Джулия Эймс, мать Буна. – Как у тебя дела, Лив?

– Теперь она предпочитает, когда ее называют Оливия. – Моя мама умела использовать улыбки как оружие. Однажды она рассказала мне, что после смерти их отца тетя Оливия сбежала. До этого все звали ее Лив. Но когда она вернулась, то стала Оливией, во всем идеальной и не желавшей разделить горе со своей сестрой.

Она отдалилась от тебя, и ты переспала с ее мужем. Если моя мама явилась сюда, чтобы объясниться со мной, я не хотела слушать ее оправдания.

Кэмпбелл села слева от меня.

– Ты не очень-то рада ее видеть, – пробормотала она. – И я понимаю. Правда понимаю, Сойер. Но ты должна поговорить со своей мамой.

Кэмпбелл Эймс была последним человеком на свете, от которого я ожидала посредничества в воссоединении родителей и детей, особенно если учитывать, что она знала, что моя мама обманывала меня.

И тут Кэмпбелл назвала причину:

– Вдруг ей что-то известно об Ане.

Не было никаких логических оснований полагать, что Леди озера – это Ана Гутьеррес. Я понимала, почему Кэмпбелл начала развивать эту тему, – Ана была беременна от Стерлинга Эймса, а все мы знали, что отец Кэм был далеко не самым благонадежным товарищем. И то, что его несовершеннолетняя любовница, по всей видимости, исчезла, не предвещало ничего хорошего.

Но прошедший год научил меня сначала семь раз отмерить, а потом резать.

– Я не знаю, как Бун сломал свой мизинец! – Это смелое заявление Сэди-Грэйс вернуло меня к действительности. Судя по всему, она обращалась к матери Буна. – Я уверена, что бы он ни делал в то время, – это было абсолютно прилично.

– Сойер, – моя мама кашлянула. – Можно тебя на минутку?

Бранч только начали подавать. Мини-маффины, мини-булочки с корицей, мини-пироги с заварным кремом, мини-сэндвичи с огурцом. Так много крошечной еды, так много причин, чтобы не разговаривать с матерью.

– Пожалуйста.

Ее лицо приняло беззащитное выражение, и мое сердце дрогнуло. Кэмпбелл бросила на меня многозначительный взгляд, и я встала со стула. Я не могла отказаться от любви к своему единственному родителю, и, что бы там ни было, я не могла игнорировать ее вечно.

Глава 15

– Ну? – спросила я.

Мы с мамой вышли на улицу и теперь стояли на заднем дворе. Тишину нарушал лишь плеск воды о бортик панорамного бассейна.

– Зачем ты здесь?

Моя мама перехватила мой взгляд и посмотрела прямо в мои глаза.

– Тебе нельзя ненавидеть меня. – Она смягчила свое заявление легкой, кривой улыбкой. – Я подумала об этом и решила. Я слишком сильно люблю тебя. Тебе нельзя ненавидеть меня.

Мама всегда с легкостью говорила мне о своей любви. Даже когда она сама была почти ребенком, даже когда наша маленькая семья испытывала трудности, я всегда знала, что меня любят.

– А мне можно расстраиваться из-за того, что ты обманывала меня? – спросила я, отказываясь признавать, что мое горло превратилось в наждачную бумагу и защипало в глазах.

– Можно, – согласилась мама. – Ты можешь очень сильно расстраиваться из-за меня, а можешь забыть об этом на минуту и рассказать мне, что произошло на Королевском озере.

Ее слова застали меня врасплох, и на мгновение я задумалась: а если Кэмпбелл была права? Если это были кости Аны?

– Ты слышала об останках? – спросила я.

– Я созваниваюсь с Лилиан каждую неделю. Чтобы узнать, как ты.

У мамы с Лилиан были трудности в общении. У меня сложилось впечатление, что я должна была принять эти телефонные звонки за широкий жест с ее стороны, но как бы не так.

– Лилиан сказала, что это вы, девочки, обнаружили кости, – мама протянула руку и коснулась моего плеча. – Вряд ли это было весело, Сойер.

Я отступила назад от ее прикосновения.

– Кэмпбелл считает, что это могла быть Ана.

Чего-чего, а этого мама точно не ожидала. Она уставилась на меня и произнесла в ответ всего два слова:

– Моя Ана?

До этой секунды я даже не осознавала, что, каким бы непродуманным и абсурдным ни был этот пакт, он много значил для нее. Ана много значила для нее. И Грир тоже, когда-то.

– Ее семья ничего не слышала о ней двадцать лет, – сказала я, ощущая тяжесть этих слов сильнее, чем когда их говорила мне Виктория.

– Если она не была со своей семьей… – Моя мама выглядела так, будто я ударила ее. – Если она не уехала с ними из города, почему не пришла ко мне?

– А она знала, где ты находишься? – спросила я. – Она знала, куда ты пошла, когда тебя выгнали?

– Нет. – Мама прижала руку к животу, как будто все еще была беременна. – Я так быстро уехала из города… но у нее был мой номер телефона. Когда Грир потеряла ребенка, мы с Аной договорились сказать родителям, что беременны. Выбрали, в какой вечер. Я рассказала Лилиан. Ты знаешь, как все прошло, – она покачала головой. – Потом я позвонила Ане, но ее телефон был отключен. Я зашла к ней домой – там никого не было. Они просто… переехали. Ее дедушка был какой-то важной шишкой в Далласе. Я всегда думала, что родители Аны вернулись домой. И Ана тоже.

Но Ана не вернулась.

– С тех пор она больше не связывалась со мной, Сойер, – мама поджала губы. – Почему ты решила, что это ее тело?

Про себя я подумала, что вообще-то так решила Кэмпбелл, а не я, а вслух произнесла:

– Дэвис Эймс знал, что Ана беременна, – я проглотила вставший в горле ком. – Он сказал мне, что уладил ситуацию.

Сейчас тот разговор казался мне еще более зловещим.

– Вряд ли бы он сказал так кому-нибудь, убей он ее на самом деле, – заметила мама, ее голос звучал скептически и крайне возбужденно, и почему-то казалось, что она вот-вот начнет отпускать шуточки.

– Я тоже не думала, что он это имел в виду.

Мама вдруг затихла.

– Ана не сделала бы аборт, если ты на это намекаешь. Она хотела этого ребенка. Она любила ее.

Так же, как ты любила меня. Я не могла скрыть свою боль, но не позволила себе зацикливаться на этом.

– У Аны должна была родиться девочка? – спросила я.

– Не знаю, – призналась мама. – Мой срок был больше. Ана не