Материнская любовь тебя ослепит.

Как бы не так.

Дилан застрял в родовых путях, и его пришлось вытаскивать вакуумом. Он вылез вялый и серый, а вакуумная присоска оставила у него на макушке пульсирующую красную шишку, похожую на второй мозг, только снаружи.

Шишка через несколько часов исчезла, как и обещал добрый врач, даже шрама не осталось.

Но когда я посмотрела на плачущий комок у себя на руках, я поняла. Не знаю, что там у других матерей, а я поняла.

Моего ребенка нельзя назвать хорошеньким.

В конце концов горячая вода делает свое дело, и я могу думать только о том, как плавится моя плоть, сгорают мышцы, жир и сухожилия, пока не остается один лишь скелет.

Представляю, как сажусь в такси, еду к Уиллу и хватаю сына за плечи. Что ты натворил, Дилан? Но об этих словах и думать трудно, а уж сказать их единственному ребенку я вовсе не смогу. Он слишком чувствительный.

Намыливаю лодыжки в подтеках автозагара. Что известно полицейским? Школа предоставит им записи о поведении Дилана. Они узнают о случае с черепашкой. Скверная сложится картина.

Можно найти адвоката, судиться. Только из Дилана вряд ли получится хороший свидетель. А я сама едва маникюр оплачиваю, о крутом адвокате и думать нечего. Уилл при деньгах, но против Рисби их не хватит.

Можно уехать из страны. Забрать Дилана и сесть на ближайший рейс из Хитроу. Отправиться в Южную Америку или, возможно, во Францию. Начать все сначала в сонной деревушке Прованса. С другой стороны, есть соглашение об опеке. На вывоз Дилана из страны нужно письменное разрешение Уилла. К тому же родители Алфи богаты. У денег длинные руки. Рисби легко наймут банду здоровенных мафиози, чтобы нас выследить. Если до этого дойдет, пусть лучше Дилан столкнется с безобидной судебной системой Великобритании – тут и сроки условные есть, и штрафы уменьшают, – чем будет всю жизнь оглядываться в страхе перед громилой с бейсбольной битой.

Мысли возвращаются к рюкзаку Алфи. Почему он в комнате Дилана? Тогда где рюкзак Дилана? Бессмыслица какая-то. Дилан никогда не навредил бы другому, даже паршивцу вроде Алфи. А если была причина? Или недоразумение? Как с черепашкой, например. О господи! А вдруг Алфи обидел гусыню или какую другую птицу, Дилан расстроился и толкнул его, Алфи споткнулся и упал в воду? Не исключаю такой возможности.

Отчаянно хочу кому-нибудь позвонить и обсудить варианты, но кому? Уже за полночь. Адам спит. Брук посоветует нанять адвоката. С Дженни мы едва знакомы. А все остальные матери меня ненавидят. Я совсем одна.

Голова раскалывается от боли – верный предвестник мигрени. Опускаюсь еще ниже в воду, и к черту наращенные волосы.

Под водой тихо, темно. Закрываю глаза, и передо мной возникает видение: мальчик в школьной форме зловеще качается на воде, пока его медленно тянет на дно рюкзак с логотипом Сент-Анджелеса. Вода черная и ледяная, а когда мальчик поворачивается лицом, я с ужасом понимаю: это не Алфи, а Дилан. Рот его испуганно открыт; он зовет на помощь. Не в силах пошевелиться, я наблюдаю, как мой сын захлебывается, с каждым глотком погружается все глубже, пока не исчезает из виду. Несколько пузырьков на поверхности – и нет его.

Вскакиваю, хватая ртом воздух. Потом вылезаю из ванны и, не утруждаясь взять полотенце, бегу в комнату Дилана, мокрая до нитки.

Иду обратно, кладу «Дневник чувств» Алфи на дно раковины, как на жертвенник. Краем глаза замечаю в отражении черное боди на полу – весточку из прошлой жизни.

Чиркаю спичкой. Дневник горит быстро, на дне раковины собирается пепел. В эту ночь я сжигаю сто две страницы, но самые страшные остаются в памяти.

13

Шепердс-Буш

Суббота, 07:38

Просыпаюсь уже в своей постели. Луна скрылась, вместо нее на горизонте тускло светит солнце. Воспоминания о вчерашних несчастьях наваливаются одно за другим. Неудавшееся возвращение на сцену. Полиция. Рюкзак Алфи. «Дневник чувств».

Черт!

Привстаю на кровати и оглядываю комнату. Всюду разбросаны губная помада, палетки теней и кисточки для макияжа. Воздух спертый, на полу валяются туфли на высоком каблуке и утягивающее белье. Настоящее место преступления, а заказчик – «Эсте Лаудер».

Так не пойдет. Сейчас важно правильное впечатление. Особенно если полиция вернется. Делаю глубокий вдох, засучиваю рукава и принимаюсь за работу – запихиваю белье в корзину, вытряхиваю пуховое одеяло, открываю окна.

Складываю свою коллекцию пустых банок из-под «Ред булла» в корзину для белья и несу на улицу, к мусорному баку. Видно, как в доме мистера Фостера колышутся занавески. Надо спешить, а то сосед возьмется читать нудную лекцию о добыче кобальта или ископаемых в целом. Спешно выбрасываю банки, но мистер Фостер проворнее – уже несется ко мне, зловеще шурша серой паркой.

– Флоренс! – участливо спрашивает он. – Вчера видел, к вам полиция приезжала. Все нормально?

Очень уж пристально он смотрит. Ему-то какое дело?

– Да. Просто недоразумение.

– Дилан дома? – у Фостера в руках желтая банка с насекомыми на этикетке. – Я ему кое-что принес. Думал, он заглянет после школы.

– Он у отца.

Кустистые седые брови Фостера взлетают наверх.

– А, ясно. Видно, он парень что надо. Дилан о нем высокого мнения.

– Послушайте… Вы наверняка знаете, что одноклассник Дилана вчера пропал. В походе.

Фостер переминается с ноги на ногу. С виду не слишком удивлен.

– Правда? Кошмар.

– Да, в общем, полиция… Такой у них порядок. Мальчики ведь в одном классе учатся.

– Это я понял.

Он будто ждет. То ли приглашения, то ли чего. Некогда мне, свои дела есть.

Наконец Фостер протягивает мне банку.

– Ладно. Оставлю тогда вам.

«Зоомед», – написано на этикетке. – «Сверчки».

Гадость. Недоуменно смотрю на Фостера.

– Грета, – медленно поясняет он. – Черепаха Дилана. Ее надо кормить. У нее скоро спячка, – по серому лицу Фостера не понять, о чем он думает. – Давайте по несколько в день, но в меру, а то разленится.

– Угу, хорошо, – неохотно протягиваю руку. Банка на удивление тяжелая.

Дома открываю ноутбук и заказываю самый большой букет желтых роз, какой только могу найти, в офис Эллиота в Санта-Монике. Прилагаю к подарку извинение: «Прости, что не пришла на ужин, семейные обстоятельства. Давай созвонимся в «Зуме», поговорим. Целую, Флоренс». Смотрю на цену и морщусь – на эти деньги можно было все лицо ботоксом обколоть, – и все же цветы