– Только как теперь работать? – вздохнул Антуан. – Без исследовательского центра я никто. А мне ясно дали понять, что о докторской можно забыть.

– Не торопись, закончи сначала кандидатскую. С твоими результатами им будет непросто от тебя отделаться, – профессор улыбнулся, обнажая стертые временем зубы. – Кстати, как поживает твоя Путана?

Путаной звали главную подопытную крысу, на которой метод Антуана впервые показал положительный результат. Вначале её звали Кларисс – это имя было под стать её тихому, почти благородному характеру. Но когда в лаборатории зазвучали аккорды «Нирваны», с крысой произошло невероятное. Опухоль, мучившая животное, исчезла, будто её смыло волной тяжёлых гитарных рифов. А затем Кларисс чудесным образом переродилась – жадно набрасывалась на корм и превратилась в ненасытную хищницу в вопросах размножения. Она бесцеремонно отвоёвывала приглянувшихся самцов, не стесняясь пускать в ход зубы и когти. Вытеснив соперницу, крыса преображалась – изгибалась в заманчивых позах, посвистывала и пищала особым образом. Ни один самец не мог устоять.

Необычное поведение привлекало к Кларисс не только самцов, но и всех аспирантов лаборатории, с интересом наблюдавших за её выходками. С тех пор крысу единогласно прозвали Путаной. Теперь и сам Антуан с трудом припоминал, что под крупной своенравной Путаной скрывается изящная скромная Кларисс.

– Жива, – коротко ответил Антуан. – Но, чтобы доказать эффективность моего метода, крыс уже недостаточно. Для настоящего прорыва нужны реальные пациенты.

Ван Херш внимательно посмотрел на него.

– Твоя теория пока слишком зыбкая, чтобы опробовать её на людях. И я надеюсь, ты действительно непричастен к смерти той женщины.

Антуан отрицательно покачал головой.

– Это хорошо, потому что профессор Ингерман настроена решительно. На следующей неделе в отношении тебя начнется служебное расследование. Возможно, тебя временно отстранят от исследований. Завтра на заседании будет решаться этот вопрос.

Антуан постарался сдержать эмоции.

– Не волнуйся, – успокаивающе произнес Ван Херш, допивая последний глоток кофе. – Если ты к этому делу непричастен, все быстро забудут инцидент. – Он встал из-за стола. – А ты сам-то почему не ешь? На, хоть орешков возьми – полезно для мозга.

– Я уже поел, – соврал Антуан, хотя с утра не проглотил ни крошки. Впрочем, голода он не чувствовал – при одной мысли о еде к горлу подступала тошнота.

Вернувшись в лабораторию, Антуан опустился в кресло и погрузился в тяжелые раздумья. К дочери фру Юзефсон он пойдет сразу после работы, но что делать с этой проклятой профессоршей? Она же явно намерена сжить его со света. Антуан нервно постукивал пальцами по столу, беспокойно следя за стрелками настенных часов. А те словно застыли, издевательски медленно отсчитывая минуты.

Телефон в кармане халата резко зазвонил, заставляя Антуана вздрогнуть. Вибрация нервной дрожью пробежала по бедру.

«Алекс! – обрадовался он, глядя на имя звонящего. – Ну наконец-то!». Он уже который день дозванивался брату, но тот все время находился вне зоны доступа. Антуан быстро коснулся экрана, принимая вызов.

– Здорово, ученый! Как твоя нескучная жизнь? – голос Алекса звучал бодро, с легкой хрипотцой, как будто он только что проснулся.

– Не до смеха, Алекс, – полушепотом ответил Антуан, оглядываясь по сторонам. Он быстро вышел в коридор, поскрипывая подошвами на кафельном полу, и подошел к окну, за которым моросил дождь. Прикрыв трубку ладонью, Антуан быстро заговорил, время от времени озираясь и проверяя, не идет ли кто мимо. Вкратце рассказав Алексу о случившемся, он замолчал, нетерпеливо ожидая реакции брата.

– Ничего себе, – присвистнул Алекс, – а ты, оказывается, смельчак. – В голосе его слышались характерная ирония и приобретенный с годами легкий французский акцент, который Антуан улавливал только по телефону.

– Алекс, что теперь делать? – Антуан с нескрываемым беспокойством провел рукой по волосам.

– Что делать? Ты мне скажи, на кой черт ты связался с этой женщиной? Каждая женщина – сама по себе проблема. А тут еще такое. – Он глубоко вздохнул. – Я ничего не смыслю в науке, но точно знаю, что музыкой рак не вылечишь.

– Ты так думаешь именно потому, что ничего не смыслишь в науке, – Антуан произнес это таким тоном, что любому стало бы ясно: он скорее сдохнет, чем сдаст свои позиции. – А как мне еще доказать, что это работает, если не на пациентах? Я же не могу, как Барри Маршал, внедрить болезнь в себя самого, – его голос дрогнул.

– Что еще за Маршал? – поинтересовался Алекс.

– Ученый. – Антуан уставился на дождевые капли, сползающие по стеклу. – Чтобы доказать, что язву желудка и гастрит вызывают бактерии, он выпил культуру, выделенную у больного. Дождался, пока у него разовьются симптомы гастрита, а потом вылечил себя антибиотиками.

– Господи, какая гадость эта ваша наука… – брезгливо вздохнул Алекс.

– Ему за его работу Нобелевскую премию дали, – заметил Антуан.

– Да хоть третий глаз. Я только собирался что-нибудь съесть. Пожалуй, лучше останусь голодным.

– Ты думаешь, она что-нибудь сказала своей дочери? – вернулся к прежней теме Антуан, понизив голос до шепота.

– Даже если так, это еще ничего не значит. Дочь могла никому не рассказать.

– Почему? – Антуан нахмурился, провожая взглядом проходящую мимо лаборантку. Та кивнула ему в знак приветствия.

– Может, она немая. Ты же сам говоришь, с ней что-то не так, – в голосе Алекса появились смешливые нотки.

– Алекс, что ты несешь! – Антуан с силой потер переносицу, сдерживая раздражение.

– Ну да, ты прав, – хмыкнул Алекс, – лучше, конечно, если бы она оказалась глухой. – В любом случае сходи к ней. А там решим. И давай не кисни. Если есть вход, найдется и выход, – философски заключил он. В трубке послышался хруст.

– Подожди, а что я ей скажу? – запаниковал Антуан.

Трубка зашуршала, и снова послышался голос Алекса:

– Сделай ей предложение руки и сердца, – съязвил он, едва сдерживая смех.

– Зачем? – удивился Антуан.

– Это отличный способ сбить ее с толку и застать врасплох. А еще она сразу поймет, что ты готов на все, – Алекс засмеялся и повесил трубку.

***

– Привет, пропажа. Ты, смотрю, всё такая же. – Лексус раскачивался на кресле, ехидно улыбаясь.

Фрейя, пожалуй, была еще более неопрятна, чем обычно и напоминала драную кошку. В её взгляде читалось столь неистовое желание расцарапать ему лицо, что Лексус невольно отпрянул от монитора, хотя реальной опасности не было.

– Чё это у тебя на столе? – он указал на керамический горшок с непропорционально крупным растением.

Выражение лица Фрейи внезапно смягчилось.

– Кактус зацвёл, сегодня распустился. Никогда раньше не цвёл. Балдеж!

– Клёво. А чё делала? Давно тебя не было.

– В школе облом.

Лексус чуть не