– Единственные Крауны в округе жили в «Ключе», доме, который недавно сгорел. Мы все слышали, что на пожарище нашли труп… – Моника помолчала и озабоченно спросила: – Тот мертвец… случайно, не молодой Джервас?

– Мы считаем, что нет. Джервас Краун постоянно проживает за границей и сейчас, судя по всему, спешит на родину, чтобы разобраться с делами. Я с ним незнаком, но, конечно, мы рассчитываем с ним побеседовать – даже если он находился в другой стране, когда дом загорелся. – Картер решил, что начало могло показаться Монике слишком суровым, и потому, подумав, добавил: – Сейчас ему должно быть тридцать пять лет.

Моника поджала губы и задумалась.

– Да, наверное… Как летит время! Бедный мальчик – то есть я очень жалела его, когда он был маленьким. Мать его бросила, сбежала из дома и не вернулась. Правда, его еще до того, очень рано, отправили в школу-интернат. Может быть, оно и к лучшему. Обстановка у них дома была не из лучших.

– Себастьян Краун, его отец, больше не женился?

– Нет. Работа для него всегда была на первом месте. Кажется, он сколотил приличное состояние.

– Да, это уж точно, – ответил Картер.

– А Джервас женат? – вдруг спросила Моника.

Картер сообразил, что так и не спросил Фоскотта, есть ли у Джерваса Крауна спутница жизни – подружка, тем более жена.

– Не знаю, Моника. Мне известно только, что он играет в гольф, занимается серфингом и ездит верхом.

– Верхом? – удивилась Моника. – Когда он был мальчишкой, он увлекался спортивными машинами, а не лошадьми.

– Ну да, – оживился Картер. – Мне говорили, пару машин он разбил.

– Ах, верно… – Моника отвернулась; видимо, ей вдруг расхотелось отвечать на вопросы.

– Если помните, его спутница, молодая девушка, получила очень тяжелые травмы.

– Петра Стейплтон… Она и до сих пор здесь живет. – Моника поджала губы. Ей явно не хотелось больше обсуждать эту тему.

Кухонная дверь приоткрылась; на пороге показалась Милли, прижимавшая к себе Мактавиша. Девочка окинула взрослых подозрительным взглядом.

– О чем это вы тут разговариваете? – Она переводила обвиняющий взгляд с отца на тетку.

– Тебя, моя милая, наш разговор совершенно не касается! – ответила Моника. – Ты закрыла коробку крышкой?

Милли кивнула.

– А вещи собрала? Папа собирается уезжать.

Милли побежала собирать сумку. Картер очень удивился, сообразив: хотя Милли оставалась у Моники всего на день, они привезли с собой полный рюкзак вещей, как будто собирались в долгое путешествие. Потом он вспомнил кое-что еще.

– Завтра, когда я за ней приеду… возможно, я возьму с собой Джесс Кемпбелл. Вы помните Джесс?

– Еще бы мне не помнить! С удовольствием снова повидаюсь с ней! – Моника не скрывала любопытства.

– Я хочу познакомить ее с Милли, – продолжал Картер, гадая, не ошибся ли он и не порождает ли ненужные домыслы.

– Отличная мысль! – обрадовалась Моника, что вовсе рассеяло его опасения.

Когда он проверял, хорошо ли дочка пристегнулась, Милли подалась вперед и прошептала ему на ухо, едва скрывая злость:

– Меня касается все!

«Меня тоже», – подумал Картер, если речь идет о Джервасе Крауне. Потом он подумал: может, предупредить Милли, что завтра он приедет за ней с одной знакомой? Нет, лучше подождать.

– Петра! – громко позвала Кит Стейплтон, стоя на середине бетонированной площадки – бывшего палисадника. Аккуратная деревянная табличка на воротах извещала, что владение называется «Амбар». Собственно говоря, название относилось к двум зданиям, стоящим рядом.

Кит прислушалась. Сестра либо в жилом доме справа, либо в бывшем амбаре, где она устроила себе студию. Кит знала, что сестра где-то здесь, потому что ее машина с ручным управлением и знаком «Инвалид» стояла на своем обычном месте.

– Я здесь… – раздался тихий голос.

Кит пошла к бывшему амбару и заглянула в дверь. Почти все амбары, как правило, полутемные, но в этом целую секцию крыши заменили стеклом, чтобы сестре хватало света для работы. Петра стала художницей-анималисткой; она довольно неплохо зарабатывала на портретах домашних любимцев. Иногда она выигрывала конкурс и получала заказ на обложку для детской книги о животных или, реже, книги для взрослых. Поэтому в студии хранились не только холсты, кисти и прочие обычные для художницы вещи, но и самый разный реквизит. Сейчас Петра трудилась над обложкой нового издания классической книги викторианской эпохи «Вороной красавчик». Сбоку, на крюке, висело дамское седло; рядом красовался старинный манекен в красной бархатной дамской амазонке – костюму для верховой езды тоже было почти сто лет. Кит, как всегда, остановилась на пороге и похлопала по голове старинную лошадку-качалку. Этот благородный скакун был любимцем Кит и Петры, когда они были маленькими, а до них – их родителей. Теперь, состарившись, их конек перекочевал на страницы нескольких детских книжек, которые иллюстрировала Петра… Художница сидела за мольбертом, спиной к гостье. Она сосредоточенно работала.

Кит тихонько подошла к сестре и стала ждать, когда она отложит кисть и развернется к ней. Во время работы Петра надевала поверх одежды специальный фартук. Не самый изящный наряд, но Петру он не портит… Кит с грустью подумала: Петра до сих пор очень хорошенькая… Да, хорошенькая и милая. Густые темно-русые волосы подхвачены на лбу широкой лентой. Лицо безупречное; морщинок почти нет. Да, сестра на удивление хорошо выглядит, особенно если вспомнить, сколько всего ей пришлось перенести. Страшная боль после аварии… несколько операций, изматывающие процедуры, призванные хоть как-то восстановить поврежденные мышцы. Только в глазах как будто навсегда застыло страдание…

Увидев сестру, Петра радостно улыбнулась:

– Какой приятный сюрприз! Я тебя сегодня не ждала.

– Я не вовремя? – спросила Кит.

– Очень даже вовремя. Мне требуется кофеин в больших количествах. – Петра завела инвалидную коляску и покатила к двери. Кит поспешила за ней.

Домик, к которому они направлялись, в начале своего существования был предназначен не для людей, а для лошадей. Благодаря большим дверным проемам бывшая конюшня идеально подходила Петре. Она получила независимость, которую так ценила.

Во всех традиционных коттеджах двери и окна крохотные, а по закону о защите памятников старины любая, даже самая мелкая, переделка требует такой бумажной волокиты, что лучше даже не начинать.

Внутри планировка была свободной; кухню и зону отдыха объединили в одно пространство, не загроможденное мебелью. Архитектору поручили прежде всего приспособить жилье к потребностям Петры. «Я счастливая», – часто говорила Петра, причем не кривила душой.

Кит вспомнила, как нелегко было убедить мать, что Петра вполне способна жить