– Спасибо, что пришли, Мадлен, – поприветствовал меня доктор Сото, высокий и стройный темнокожий мужчина с аккуратно подстриженными седыми волосами и такими же усами. Мы были почти одного роста: он со своими ста восьмьюдесятью тремя сантиметрами и я на небольших каблуках. – Отведу вас к Коре и ее родителям, – сказал врач. – Девочка сейчас под сильными седативами, но если вы просто скажете родителям несколько слов и поясните, как им помочь дочери, уверен, это будет полезно.

– Конечно, – согласилась я.

После осмотра и анализов каждого пациента в отделении неотложной помощи кладут в отдельную палату, чтобы защитить от безумного темпа больничной жизни. За раздвижной дверью из оргстекла на койке лежала девчушка, еще даже не подросток. Раны на лице были скрыты бинтами, но я все равно поняла, что повреждения значительные.

– Мы не осмелились ее зашивать, – пояснил доктор Сото. – Скорее всего, это работа для пластического хирурга, и не самая простая. Мы же на данный момент лишь лечим спавшееся легкое и даем антибиотики. Самая большая моя забота – спасти левый глаз пациентки. Скоро ее повезут на операцию. Честно говоря, я очень волнуюсь за родителей. Мать, конечно же, убита горем, это понятно, но отец еще и невероятно зол. – Доктор Сото помолчал, словно не решаясь говорить дальше.

– Злость понятна, – подключилась я, чувствуя себя вуайеристкой. Через стеклянную дверь мне было видно, как навзрыд плачет мать, сидя рядом с кроватью и держа дочь за руку. Отец стоял спиной к стене, скрестив руки на груди. Невысокого роста, широкогрудый, крепко сложенный, он был, похоже, готов лезть из кожи вон, чтобы наказать обидчика.

– В полиции уже знают, кто напал на девочку? – спросила я, и доктор Сото покачал головой. – Сами родители под подозрением? – Мне до дрожи не хотелось об этом спрашивать, но пришлось. Уж очень много я видела детей, которым причиняли самые разнообразные страдания, и потому не могла исключать из круга подозреваемых ближайших родичей, которые, по идее, должны любить своих малышей больше всего на свете.

Доктор Сото не мог мне ответить. Он вообще мало что знал, кроме того, что маленькая девочка подверглась зверскому нападению.

– Что ж, – глубоко вздохнула я. – Пойду узнаю, удастся ли помочь и чем.

Дело № 92–10945. Из дневника Коры Э. Лэндри

31 октября 2017 года

Круто: на уроке обществознания мистер Довер поручил нам по-настоящему классный проект. Сначала я подумала, что он опять заставит нас писать сочинение про Хэллоуин, как мы делаем каждый год. Но вместо перечисления любимых конфет или самых удачных костюмов мистер Довер предложил нам выбрать напарника и поработать над исследовательским проектом.

Вчера он заявился в класс в костюме какого-то чудака из старых времен: белая рубашка, жилет, короткие штаны, гольфы и туфли с пряжками. На нем даже была высокая шляпа, которые носили в колониальные времена. А в руках мистер Довер держал фонарь и серебряную чашу. Но мы все уже успели сообразить, что он не собирается просто так рассказывать нам про свои задумки, поэтому, когда мы перестали смеяться, Эндрю крикнул:

– Эй, да это же Джордж Вашингтон!

А Гейб возразил:

– Нет, это Александр Гамильтон! – и принялся читать рэп из мюзикла.

Тут Джордин громко расхохоталась, как будто в жизни ничего смешнее не слыхала. Они с Гейбом в прошлом году встречались, но он, должно быть, ее раскусил, потому что теперь практически ее игнорирует. Гейб из тех, кто любит повыпендриваться, но ему это сходит с рук. Все ребята считают его крутым, потому что в бейсбольной команде он далеко не последний, а еще играет на трех разных инструментах и поет. И к тому же всегда носит старомодную шляпу с полями, причем умудряется выглядеть в ней круто. Вот надень такую шляпу кто другой, выглядел бы донельзя глупо. Кроме того, Гейб милый. И учителя его любят, потому что он знает меру, понимает, когда нужно остановиться.

Вот и сейчас, стоило только мистеру Доверу дернуть бровью, глядя на Гейба, и тот умолк.

– Век угадали правильно, – сообщил мистер Довер, как только стало тихо. – Позвольте дать еще одну подсказку. – Он опустил фонарь на стол, поставил одну ногу на стул и низким голосом продекламировал: – Слушайте же, дети мои, рассказ о полуночной скачке…

И мы хором закричали:

– Пол Ревир! [3]

Мистер Довер рассказал, что стихотворение было написано почти через сто лет после самой скачки и что та поездка – не такой уж подвиг. Вообще-то, учитель любит поболтать, поэтому до сути добрался примерно через пол-урока. Мы не только обсудили ложные новости, которые распространялись во время последних президентских выборов, но и поговорили о том, как важно уметь отличать правду от вранья.

За две минуты до звонка мистер Довер дал нам задание: провести групповое исследование какой-нибудь городской легенды и выяснить, где в ней правда, а где вымысел. А потом прочитать доклад перед всем классом.

Меня чуть не вырвало, когда я об этом услышала. Я не против работать в команде, но стоять перед классом и говорить не выношу.

Ненавижу больше всего на свете. Сразу краснею как рак, и голос начинает дрожать. Меня тошнит от одной мысли о публичном докладе.

В средней школе нас разбивают на группы тремя способами: либо учитель сам назначает пары, либо ученики рассчитываются по порядку номеров (опять же, заданных учителем), либо действует принцип живой очереди: кто успел, тот и съел. Я надеялась, что мистер Довер сам нас распределит – так гораздо проще, – но перед самым звонком он произнес этак по-старомодному:

– Нуте-с, школяры мои любезные, а теперь извольте урядиться о сотоварище.

К счастью, я уловила, о чем речь, и сразу же повернулась к Вайолет и спросила ее, не хочет ли она быть моей напарницей, и она согласилась! Когда мистер Довер раздает проекты, это работа не на день или два, а, как правило, на несколько недель, значит, в ближайшее время о напарнике можно не беспокоиться, и это здорово.

Джордин как раз что-то шептала на ухо Дине, и обе смотрели на меня и Вайолет. Я знала, что они говорят о нас, но в кои-то веки мне было плевать. Я выбрала себе