– Конечно, мэм, я помню. Спасибо за новости.

Не успел он повесить трубку, как телефон зазвонил снова.

– Шеф! – Судя по голосу, Норман Поттинг сильно волновался. – Уже больше месяца меня донимают кое-какие симптомы; я сходил в больницу, и со мной только что связался тамошний коновал…

– Насчет простаты?

– Нет, поплюйте-постучите, простата теперь как новенькая. Тут дело другое. Док хочет, чтобы я заскочил сегодня утром. Значит, новости не самые хорошие.

– Сочувствую, Норман. Будем надеяться, это какая-нибудь мелочь. Позвони, как только выйдешь от врача. И если понадобится отпуск, можешь на него рассчитывать. Без вопросов.

– Спасибо, шеф, но до этого не дойдет, я же крепкий старый хрыч!

Рой снова повесил трубку и откинулся на спинку кресла. Учитывая возраст детектива-констебля, его былые недуги и зная, что тот совершенно не следит за здоровьем, Грейс с тревогой задумался, насколько все серьезно. Не сказать, что у ветерана Нормана Поттинга душа нараспашку…

Ему нравился этот временами ворчливый детектив, и если новости окажутся скверными, Грейс и Клио всеми силами поддержат Нормана – доброго друга и проверенного коллегу.

«Проклятье», – подумал Рой.

Как говорится, скверные вести приходят вместе, и зачастую троицей.

12

2 сентября, понедельник

Один из сотрудников отделения Б службы быстрого реагирования Брайтон-энд-Хова, тот еще шутник, однажды нарек их Малышкой и Великаном, по аналогии с комедийным дуэтом «Литтл и Лардж», после чего эта характеристика прилипла к ним раз и навсегда, и не сказать, что она противоречила истине. Констебль Холли Литтл, которую коллеги за глаза называли Пипеткой из-за маленького роста и вздорного нрава, всегда первой бросалась в драку или, если уж на то пошло, ввязывалась в любую опасную ситуацию. Ее постоянный напарник, констебль Джон Олдридж, в прошлом регбиец-форвард ростом шесть футов четыре дюйма и весом восемнадцать стоунов[3], был значительно старше Холли и носил прозвище Вежливый Верзила – по классической рок-группе «Джентл джайант». Недавно Олдридж вернулся в патрульную службу из отдела уголовного розыска столичной полиции, утверждая, что соскучился по адреналину оперативной работы. До пенсии ему оставалось два года, и он хотел провести это время там же, где начал полицейскую карьеру, – в службе быстрого реагирования.

Смена выдалась скучная. Сидя в полицейской машине, Малышка и Великан кружили по улицам Брайтон-энд-Хова, тихим и сонным, как всегда бывает в понедельник утром. Даже в лучшие времена подобные смены проходили без особых происшествий, ведь преступники имеют склонность спать допоздна даже в погожие дни вроде этого.

Пока что к ним поступил только один вызов – первого уровня сложности, – когда встревоженный гражданин сообщил, что в соседней квартире кого-то убивают. Патруль прибыл на место с мигалкой и сиреной, но тревога оказалась ложной: молодая пара увлеченно смотрела старый фильм о семейных раздорах «Кошка на раскаленной крыше», где Пол Ньюман и Элизабет Тейлор постоянно кричали друг на друга.

Малышка и Великан только и сделали, что переглянулись. Куда катится мир? Печально видеть, что таким чудесным утром, да еще в понедельник, красивые и, по всей очевидности, здоровые молодые люди сидят перед телевизором. Хотя… Быть может, они работают в ночную смену или взяли отпуск. В конце концов, патруль приезжает не для того, чтобы критиковать чей-то образ жизни.

– Слышала, что на днях рассказывал Джонно? – спросил Олдридж.

Литтл помотала головой. Джонно – Джонатан Мэки – пользовался популярностью среди полицейских. Опер в штатском, парень ростом шесть футов два дюйма и при этом настолько крепкий, что мало кто захотел бы с ним связываться, обожал рыскать по злачным местам и преступным клоакам города.

– Как-то вечером, совсем недавно, на Уэст-стрит он поймал карманника, выходца из Восточной Европы.

– Серьезно? – усмехнулась Холли.

– Ты дальше послушай. Этот честный и законопослушный гражданин просто хотел предупредить другого гражданина, что у того бумажник из заднего кармана торчит.

– Это ж прямо как мой похититель сумочек!

Олдридж помнил этот случай. После дежурства Холли, выпивая с друзьями в пабе, обратила внимание на подозрительного парня. Парой минут позже тот нырнул под стол, схватил чью-то сумочку и дал деру. Холли гналась за ним целую милю, после чего приемом регбиста сбила воришку с ног. Прохвост клялся и божился, что сумочку забыла в пабе ее владелица, а он, как порядочный человек, бросился вдогонку за бедной женщиной. И так далее и тому подобное.

Олдридж служил уже двадцать восьмой год и, если не считать недолгой работы на должности детектива, всегда был патрульным констеблем. Подобно многим коллегам, он не стремился к повышению, отвергая все возможности продвинуться вверх по карьерной лестнице, а поскольку Великан был популярным и уважаемым сотрудником, таких возможностей у него хватало. После службы детективом-констеблем в отделе по расследованию особо тяжких преступлений под началом Роя Грейса, где ему тоже нравилось, Олдридж с радостью надел полицейскую форму, ведь еще сильнее ему нравилось находиться на переднем крае борьбы с преступностью, где временами можно спасти человеческую жизнь.

За долгие годы он не раз видел, как приятели идут на повышение. Прибавка к жалованью становилась все более ощутимой, но удовольствия от работы они получали все меньше. О каком удовольствии может идти речь, если днями сидишь в кабинете? Жена Олдриджа, работая в банке, имела приличный доход и, как и сам Олдридж, рассчитывала на хорошую пенсию, так что Великан не стремился заработать побольше и выгадать пособие повнушительней.

Их с женой полностью устраивал нынешний финансовый расклад, и Олдридж не сомневался в правильности своих решений касательно карьеры. Единственной тучей на горизонте был для него скорый выход на пенсию. Многие сослуживцы дождаться не могли этого дня, радостно объявляя: «Еще каких-то шестьдесят две смены, и свободен!», «Еще каких-то семнадцать смен, и свободен!». Но Олдридж не вел подобных подсчетов. Когда он только устроился в полицию, считалось, что после тридцати лет службы ты обязан уйти на пенсию, освободив место для ребят помоложе и, вероятно, поумнее, но в свои сорок восемь Олдридж не чувствовал себя динозавром, находился в прекрасной форме и обожал выходить на дежурство. Он подумывал, не задержаться ли на службе еще на несколько лет.

Холли Литтл ехала на запад вдоль побережья, а громадный Джон Олдридж, по обыкновению пытаясь устроиться поудобнее в тесном салоне полицейского автомобиля, наслаждался великолепным видом на океанскую гладь за левым окошком. Было десять тридцать. При отливе берег обнажился, и на мокрую гальку вышли люди. Некоторые выгуливали собак, двое одиноких парней бродили с металлоискателями, несколько отпускников и местных любителей морского купания занимали места на берегу, помечая облюбованные участки полотенцами, одеялами,