Глава 12

Если гусеницу испугать – волокно порвется и его нельзя будет использовать. На фабриках шелка запрещали громкие звуки.

Уже через полчаса Марго и Энцо мчались по извилистой дороге в сторону Черноббьо. В этом уголке, у самого берега озера, каждый дом казался скрытым от мира, как если бы время здесь застыло, а секреты были частью ландшафта. Вилла Бенедетто, как и резиденция Анелли, загородилась коваными воротами и густыми зарослями рододендрона, которые будто охраняли этот мир от любопытных глаз. Само здание, величественное и холодное, таилось в зелени, как символ старинного семейного наследия. Окружающее его пространство было пропитано властью и богатством.

Огромный сад раскинулся вокруг дома. Все в нем было идеально – от кропотливо подстриженных кустов до античных статуй, каждая из которых словно наблюдала за миром, оставаясь при этом чуждой и бесстрастной. В центре сада возвышался фонтан, чьи воды стекали по каменным уступам, создавая странный контраст с тишиной, царящей в этом месте. Подъездная дорожка, устланная ровным гравием, вела к величественному крыльцу. Природа и архитектура будто застыли во времени. Весь этот внешний мир, казавшийся Марго таким неприступным, был пронизан ощущением скрытой, туманной, невидимой угрозы, которая, возможно, исходила от владельцев этого места.

– Вилла была построена в девятнадцатом веке отцами-основателями шелкового бизнеса Бенедетто, – сдержанно отметил Энцо будто невзначай, но Марго не могла не почувствовать в этих словах некую тяжесть.

Энцо осмотрелся вокруг:

– Столько лет прошло – а здесь все то же. Удивительно. Я успел состариться, похоронить трех собак – а тут время будто и не движется. Не удивлюсь, если меня встретит все та же молодая синьора Бенедетто.

– Вот сейчас и увидишь.

Они проходили мимо клумбы с самшитом, от которой невыносимо, еще на подходе, несло кошачьей мочой. Марго подумала: зачем сажать прямо перед входом в дом кусты с таким неприятным запахом? Странное решение…

– Пластический хирург не в счет, ты же понимаешь, да? – подмигнул Энцо.

Дверь им открыла пожилая филиппинка.

– Ну нет, когда я говорил про пластического хирурга, я не имел в виду такие изменения. – Энцо проводил взглядом филиппинку.

– О боже! Энцо Ферро! – послышался голос откуда-то сверху.

На лестнице стояла далеко не пожилая, как ее представила себе Марго, а моложавая женщина лет под шестьдесят (сильно ухоженные шестьдесят). Синьора Бенедетто – это была она – спустилась в холл. Энцо поклонился:

– Дорогая синьора Бенедетто, примите мои искренние соболезнования. Ужасно…

– Луиза, как всегда, называйте меня Луиза. Или вы уже забыли? – Она заулыбалась своими белоснежными винирами. Марго отметила про себя, какие у синьоры маленькие хищные зубки.

Энцо поцеловал руку синьоры Бенедетто:

– Конечно не забыл.

Луиза Бенедетто была невысокой и сухощавой. На ней был элегантный брючный костюм цвета мокрого асфальта. Длинная жемчужная нить обвила шею, прикрывая морщины. Пластические хирурги действительно приложили… скальпель. «Но в очень деликатной манере», – отметила про себя Марго.

– Это дотторесса Маргерита Дорфман – психолог, мнению которой я очень доверяю, синьора… Луиза.

– Энцо, сегодня у нас уже была полиция. Мы все рассказали. Ты же понимаешь, как это тяжело для нашей семьи. Опять вернуться к тому времени, когда… – Серые холодные глаза Луизы стали прозрачными, как озеро в безветренную погоду.

– Лу-Лу, кто там еще? – послышался недовольный голос.

– Иди сюда, Джорджо, – откликнулась Луиза. – Пойдемте в гостиную, – предложила она Энцо и Марго.

Гостиная была обставлена в типичном стиле богатых итальянских аристократов: неудобная антикварная мебель, потертые персидские ковры (интересно, что на них происходило все эти годы, подумала Марго. Начиная от блевотины, мочи и экскрементов животных, заканчивая – кто знает? – чьим-нибудь трупом) и много металла – серебряные подсвечники, вазы, пепельницы. Камин не горел – но Марго уже, казалось бы, привыкшая к зимнему холоду в итальянских домах, поежилась – вилла Бенедетто была не просто зябкой, продирало до костей. Снаружи было, пожалуй, теплее. В углу гостиной под неоновым светом стояла витрина с коллекцией старинных кукол. Их белые фарфоровые лица, парики, сделанные из волос давно умерших людей, отдавали мертвечиной.

Джорджо Бенедетто, муж Луизы, старался казаться элегантным: крупные очки в роговой оправе, бархатный бутылочного цвета пиджак, шоколадная кашемировая водолазка, горчичные вельветовые брюки. «Типичный итальянский франт», – подумала Марго. Если бы не заурядная внешность: низкий лоб, плотно сбитое тело и невысокий рост, – его старания могли бы увенчаться успехом. Но генетика – вещь упрямая. Хотя вообще-то Марго нравилось, как выглядят итальянские пожилые мужчины, их умение сочетать, казалось бы, несочетаемые цвета, их аккуратные седые бороды, шляпы борсолино и – прежде всего – подтянутые животы. Мужчины здесь, старея, словно усыхают и приобретают благородство. В отличие от женщин (для них были варианты старения в зависимости от руки и мастерства пластического хирурга или отсутствия таковых, но попроще, по мнению Марго).

– Как вы, Луиза? – спросил Энцо.

Луиза всхлипнула:

– Не знаю, чем мы заслужили это горе. Мало нам…

Джорджо притянул ее к себе:

– Не стоит, милая… Лу-Лу, ну хватит. Былого не вернешь. То, что случилось с бедным малышом Арно, не имеет никакого отношения к…

– Я знаю, знаю, – торопливо перебила его Луиза. – Но все теперь только и говорят про проклятье Бенедетто! Как прикажешь вести бизнес?

– Кстати, о бизнесе, – вмешался Энцо, – как можно все-таки объяснить пропажу ваших шелкопрядов?

Джорджо вздрогнул:

– Откуда мне знать? Я уже все рассказал полиции. Это всего лишь мое маленькое увлечение. Возвращение, так сказать, к корням. Наши предки…

– Мои предки, – поправила его Луиза.

– Семья Бенедетто когда-то выращивала шелкопрядов. Мне нравится наблюдать год за годом весь этот цикл. Зарождение новой жизни. Малыши, маленькие гусенички, которые едят, растут, прядут свою нить…

– Я правильно помню, что малышей нужно сварить, пока они не выбрались из кокона? – с невинным видом спросила Марго.

Энцо смерил ее взглядом, в котором читалось: «Что ты творишь, дурында?»

Джорджо вздохнул:

– Я их не варю, а сушу в духовке. Это быстро и не менее эффективно.

Марго вдруг представила Кикко, который задохнулся в багажнике машины из-за жары. Несчастный ребенок кричит, запертый в теле раскаленного монстра. Никто не слышит его криков. Ему жарко, хочется пить, хочется к маме. Но у Джорджо, очевидно, не было никаких ассоциаций, поэтому он невозмутимо продолжил:

– Это часть процесса, к сожалению.

– Господь послал нам шелк, что же тут такого? – заметила Луиза. – Как и мясо, рыбу вот в этом озере рядом с нами. Насекомые – у них, знаете, нет души. Они не страдают.

– Кстати, о душе, – забеспокоился