Словно не обращая на меня внимания, она отвернулась и взглянула на вытянутый, несколько даже уродливый ящик, вокруг которого выплясывал Пруэн. Однако мой вопрос она услышала и обернулась ко мне с выражением какого-то жутковатого кокетства, которое тем не менее не избавило ее от неживого, застывшего взгляда и учащенного дыхания, с которым вздымалась и опадала ее грудь.

– Ну уж не обессудьте. Притащив меня осматривать трупы, разве можно ожидать от меня связной речи? Если честно, я ничего такого не имела в виду. Сэм… Сэм Бакстер, это мой друг… ему очень нравился этот нож. Он лежал здесь в какой-то из витрин. Сэм всегда хотел купить этот кинжал у моего отца, чтобы повесить на стену у себя в комнате, он говорил, в этом ноже есть нечто в-в-весьма уродливое и зловещее.

– Успокойтесь, мисс Уэйд. Отойдем отсюда. – Я взял ее под руку и увел в сторону лестницы. – Зачем вы пришли в музей сегодня ночью?

– Я не приходила! То есть Рональд Холмс, это помощник моего отца, Рональд устраивал сегодня небольшую вечеринку у себя в квартире, и я собиралась туда. Если мне случается бывать в этом районе, я всегда паркую машину на Палмер-элли, потому что тогда она не оказывается без присмотра на улице, и никакой полицейский… Не важно, я припарковалась там, а потом увидела свет. Поэтому я подумала, что Рональда, наверное, задержали…

С каждым произнесенным ею словом она все дальше отходила от мертвеца, и я следовал за ней. Теперь она оказалась позади колонн с правой стороны зала. Она потянулась и прикоснулась к длинному персидскому ковру, висевшему на стене; его безумное богатство мерцало позади нее; прислонившись, она гладила ковер своими тонкими руками, будто это придавало ей уверенности.

– Вы направлялись в квартиру мистера Холмса на вечеринку, – повторил я. – А разве ваш жених не собирался пойти с вами?

В воздухе повисла тишина, и мне нужно было как-то выкрутиться.

– Вы помолвлены с мистером Грегори Маннерингом, я правильно понимаю?

– Что ж… да, вроде как. Неофициально.

Она не стала на этом останавливаться, будто это было вовсе не важно; а ее глаза при этом вновь устремились к мертвецу, и взгляд у нее был испуганный.

– Грег! То есть… какое отношение к этому имеет Грег? Он и не видел… не видел же?

– Полагаю, что видел… Послушайте, мисс Уэйд, я не пытаюсь давить на вас и выпытывать какие-то сокровенные тайны.

Это было недальновидно, но я рассказал ей обо всем, что произошло той ночью. Она, казалось, остервенело копалась в своих мыслях, будто женщина, шарящая в поисках чего-то в шкафу, и я готов поклясться, что слышал, как она произнесла: «Подвальное окно». Но я продолжил:

– Вот в чем дело. Я озвучил некоторые необъяснимые факты насчет исчезнувшего человека в накладных бакенбардах… и ваш жених тотчас упал в обморок. Вам это о чем-то говорит?

Но ей, казалось, это было даже неинтересно.

– Полицейский, – произнесла она тогда, – ваш полицейский увидел человека в белых… Ну, знаете, почему это слово «бакенбарды» звучит до жути смешно? Человека в белых бакенбардах, который обвинил его в убийстве? – Ее голос затих; она сделалась куда спокойнее, чем прежде, и мысленно вернулась к моему вопросу. – В обморок? А, вот оно что! Вы не понимаете. Грег упал в обморок, потому что… если б вы только знали его, то поняли бы, насколько это смешно! Грег служил в Гражданской гвардии Испании, его определили в Иностранный легион, чтобы шпионить за арабами там и сям, когда у них что-то затевалось, и это были славные деньки… Но видите ли, его сердце… он принимает дигиталин. Потому-то ему и пришлось оставить службу. В случае перенапряжения или волнения… вы говорили, он повздорил с полицейским, так?.. Может случиться всякое. Только вот на прошлой неделе он пытался на своей спине занести наверх сундук, потому что Рональд Холмс поклялся, что никому не хватит силы сделать это в одиночку, и тогда у Грега случился приступ. Он ужасно силен; пронес этот короб целых два пролета, прежде чем оступился и не удержал его. Только вот сундук оказался доверху набит какой-то старинной керамикой, и отец был просто в бешенстве. Грег упал в обморок из-за того, что ему кто-то что-то там сказал! Абсурд. Понимаете вы или нет?

– Но как так вышло, что он чего-то недопонял про сегодняшний вечер? Он стоял тут и молотил в дверь, знаете ли, настаивая на том, что тут, в музее, должна была состояться какая-то встреча…

Она заглянула мне в глаза:

– Он не получил мое сообщение, вот и все. Я позвонила ему домой в начале вечера; его там не оказалось, но меня заверили, что он будет с минуты на минуту, и пообещали все ему передать. Я сказала, что встреча отменяется и что вместо этого ему нужно идти к Рональду на Пэлл-Мэлл-плейс…

– Кто должен был присутствовать на той встрече?

– Только мой отец… видите ли, я хотела, чтобы он познакомился с Грегом в приятной обстановке; они лично еще не знакомы; Грег даже моего брата не знает… – В отчаянии она выдала целую тираду, но я позволил ей говорить, поскольку надеялся, что в этом словесном потоке обнаружится что-нибудь важное. – Так о чем я там говорила? Ах да. Только мой отец, и Грег, и Рональд, и доктор Иллингворт. Это шотландский проповедник, он ужасно благочестив, но при этом его очень интересует «Тысяча и одна ночь».

– «Тысяча и одна ночь»?

– Да. Слышали про Али-Бабу, Аладдина и всех прочих? И знаете, что меня бесит больше всего? Судя по тому, что говорит мой отец, они ему интересны не просто как сказки. Он даже не знает, что это сказки; он пытается проследить их исторические корни или что-то вроде того. Помню, читала его статью в «Джорнал Азиатика» про одну сказку из «Арабских ночей», в которой люди превратились в рыб – белых, синих, желтых и красных, ну, знаете, в соответствии с их верой: мусульмане, христиане, иудеи или маги. Доктор Иллингворт в своей статье рассуждал о том, что эти цвета связаны с цветом тюрбанов, которые Мохаммед Какой-то Там Египетский приказал носить мусульманам, христианам и евреям в тысяча триста первом году. Уж не знаю, о чем все это было, но одно знаю точно – это какая-то ученая скукота.

Она сцепила пальцы, изо всех сил пытаясь принять непринужденный вид и отвести меня при этом от какой-то темы. От какой именно?

– Ну и что же, – сказал я, – они собирались изучать сегодня, прежде чем вашему отцу пришлось уехать?

– Изучать?

– Да. Насколько