И вам того желаю! 
— Спасибо, Александр Иванович! У меня к тебе просьба… Завтра на несколько дней в Сочи вылетает моя жена, отдохнуть… Выдели ей, пожалуйста, охранника, только не того, что с ней в прошлый раз летал, — другого.
 — А чем ее Потапов не устроил?
 — Он слишком рьяно относился к своим обязанностям — чуть ли не в туалет за ней ходил.
 — Сделаем. Еще что-нибудь?
 — Мне нужен Вячеслав Иванович.
 — Лев Борисович, он мне о своих передвижениях не докладывает.
 — И правильно делает. А ты обязан знать, где он пребывает!
 — В Москве его нет…
 — Найди мне его хоть на том свете и передай, что я жду его звонка.
 — Слушаюсь! — по-военному отчеканил Рогов.
 Лев Борисович осторожно положил трубку и потер виски — боль не отпускала. «Странно, — подумал он, — у меня есть все, что нужно человеку для полного счастья, а голова трещит… От чего же она, подлая, трещит?»
 И здесь Льва Борисовича осенило: да, у него есть все и одновременно — ничего, ибо это все лишило его элементарных человеческих радостей. Взять, например, завтрашний день… Жена катит на юг — море, солнце, шикарные апартаменты в лучшей гостинице, небольшая любовная интрижка… А что ей остается делать, когда он вечно занят? Вчера дела, сегодня дела, завтра дела! Вместо него полетит идиот-охранник, который будет пожирать Марину глазами и который с удовольствием выполнит свои мужские обязанности, когда она, притворившись спящей, сонно пробормочет: «Дорогой, возьми меня!» Может такое быть? Вполне. Он ее приколы знает. Не один раз, запоздав домой на ужин, находил на столе записку: «Левушка, захочешь есть — не греми (тарелками), захочешь меня — не буди!»
 И он порой так и делал. А поутру, готовя завтрак, Марина кокетливо вопрошала: «Дорогой, мне вчера снилось, что ты напал на меня, как безумный, и так рычал… Это действительно был ты?» Если Лев Борисович брал грех на душу, Марина восклицала: «Бог мой, какой замечательной игрушкой одарила тебя природа!» Если отрицал, реагировала несколько по-другому: «Какой ужас! Правду говорят: кого любишь, тому и во сне не откажешь!» Но дальнейшее и в том, и в другом случае происходило по одному и тому же сценарию: Марина скидывала халат и тащила мужа в койку — воодушевить на подвиг она могла бы даже покойника.
 Представив себе весь этот спектакль в картинках, Лев Борисович сладострастно застонал, а затем зарычал, но уже не от страсти — от несправедливости Всевышнего к своей персоне: почему кто-то отдыхает и блаженствует, а он, всемогущий правитель целой империи, торчит в этой грязной, пыльной и вонючей Москве, решая то и дело возникающие проблемы и выколачивая деньги? Когда это кончится? Ведь он устал. Ему не тридцать и даже не сорок пять — почти шестьдесят, а он все бежит и бежит — безостановочно, круг за кругом, и нет этому проклятому кругу ни конца, ни края…
  МАГНИТОФОННАЯ ЗАПИСЬ
 ТЕЛЕФОННОГО РАЗГОВОРА
 БЛОНСКОГО Г. И. И РАКИТИНОЙ М. В.
 Блонский: Здравствуй, курочка!
 Ракитина: Привет!
 Блонский: Ты, говорят, золотое яичко снесла?
 Ракитина: Чтобы его снести, надо сперва забеременеть… А у тебя на это времени не хватает!
 Блонский: Ловко! Впрочем, ты всегда наступаешь, когда неправа.
 Ракитина: Ты недоволен, что я к тебе ментов направила?
 Блонский: Почему? Скоков мне даже очень понравился. Он один из тех, кто до сих пор защищает честь мундира. Знаешь, что это такое?
 Ракитина: Знаю. Мой дедушка за Родину погиб.
 Блонский: Дура! Твой дедушка с винтовкой на танк попер, потому и погиб. Ясно? А теперь ответь: за каким чертом тебе потребовалось меня с говном мешать?
 Ракитина: Не понимаю.
 Блонский: Не понимаешь, значит… Кто тебя в карты проиграл, я?
 Ракитина: Гриша, ну ты же умный человек… Для вас, картежников, проиграть бабу — явление нормальное… А как бы выглядела я? Тебе что, моя честь не дорога?
 Блонский: Женская? Или какая другая?
 Ракитина: Гриша, не юродствуй! На себя лучше посмотри… Ты, сволочь, всех моих подруг перетрахал!
 Блонский: Это кто ж тебе такую ерунду сморозил?
 Ракитина: Подруги — улыбками, глазками, жестами! Я же не кукла, все понимаю, все чувствую! А ты… Ты сейчас… Чем ты все эти дни занимался?
 Блонский: Дорогая, ты опять блядство с политикой перепутала.
 Ракитина: Во как! Значит, если ты с блядями кувыркаешься, то это политика, а если я…
 Блонский: Верно! Ты способна во время полового акта влюбиться. Я — никогда! Для меня это — секс. И все!
 Ракитина. Дурак! Я тебя до сих пор люблю. Любила, люблю и буду любить!
 Блонский: Ладно, успокойся. Мы оба в говне, пора выбираться.
 Ракитина. Как, Гришенька?
 Блонский: Я рассказал Скокову, что ты — дойная корова…
 Ракитина: И кто доит сообщил?
 Блонский: Да.
 Ракитина: Ты плохо подумал, Гриша…
 Блонский: Я хорошо подумал. Возьми себя в руки! У тебя дед с винтовкой на танк ходил, а ты… Размазня сибирская!
 Ракитина: Не ори. Что я должна делать?
 Блонский: Позвонить Скокову, встретиться и сказать, что ты согласна на операцию.
 Ракитина: А во сколько мне эта операция обойдется?
 Блонский: Неважно. Я тебе помогу.
 Ракитина: Хорошо. Когда ты появишься?
 Блонский: Сегодня не могу — двенадцатичасовым поездом уезжаю в Питер. Вернусь завтра.
 Блонский: Как только вернешься, позвони.
 Блонский: У тебя какие-нибудь проблемы?
 Ракитина: Скалон организовал мне два концерта…
 Блонский: Скажи ему, что у тебя подписка о невыезде.
 Ракитина: Концерты в Москве. Один в Доме железнодорожников, а второй… Забыла. В общем, это один из кандидатов в Президенты… Он день рождения своей жены отмечает. Ты не против?
 Блонский: Сходи, может, он на радостях подбросит ту сумму, которая потребуется на операцию. Только не пей.
 Ракитина: Почему?
 Блонский: После шампанского ты можешь опять политику с блядством перепутать.
 Ракитина: Гриша!..
 Блонский: Целую?
   ГЛАВА IV
  Свою роль — разочарованного в жизни мента — Климов играл с блеском. Он преобразился до неузнаваемости. Как внешне — костюм-тройку сменил на видавшую виды замшевую куртку и джинсы, — так и внутренне — пригас и потускнел взгляд, лицо приобрело выражение глубокой задумчивости, исчезла порывистость и резкость в движениях, стал до безобразия рассеян — не замечал и забывал здороваться даже с начальством, встречаясь с ним в коридорах. Да и спиртным от него постоянно пахло…
 Смородкин, приняв игру Климова за чистую монету, пришел в ярость: дел по горло, а этот сукин сын, понимаешь ли, занимается фрустрацией. И он решил поговорить с Климовым. Серьезно поговорить. Как мужчина с мужчиной.
 — Костя, ты скоро прекратишь обмывать свои