Посторонних не было, только ветер, свинцовые тучи и во́роны, чёрные крупные, алчные. Они сидели на голых ветках высоко на деревьях и смотрели вниз, на меня. Ждали часа. Только мой час ещё не пришёл. Рано кружите птички. Рано… Ты добычи, как говорится, не добьёшься…

Я попытался вытащить ещё один кирпич, чтобы расширить отверстие. Кирпич, на удивление, подался без особых усилий. Я просунул руку в образовавшуюся щель и пошарил внутри. На шершавом и колком дне ниши нащупал небольшую петельку и аккуратно потянул за неё.

Тянем, потянем, вытянуть не можем… На удивление капсула или что там было, поддалось и довольно легко двинулась ко мне. Раз, два, три. Из щели появился бок жестяной коробки. Я ухватил коробку руками и аккуратно извлёк из каменного саркофага.

В моих руках оказалась жестяная коробка, практически не проржавевшая, сухая. На ней был изображён салют, звезда, «Аврора» и надпись «45 лет Октября». Я аккуратно приоткрыл крышку, предварительно отвернувшись. Никакого взрыва не последовало.

Внутри находился свёрток чуть больше, чем а-четыре, завёрнутый в толстый полиэтилен. Я извлёк его из жестянки, положил на могильную плиту и развернул. В свёртке оказалась куча бумаг. Тут были и маленькие кассеты для диктофона, и резаные негативы фотоплёнок, и пачка документов.

Первый же из них оказался свидетельскими показаниями против Никиты Антоновича Щеглова. Он, по словам человека, подписавшего документ, был участником убийства бизнесмена Аксёнкина П. З. в тысяча девятьсот девяносто шестом году.

Тут были фотографии неизвестных мне людей и фотографии Никиты. Я пролистал бумаги и понял, что по сравнению с теми, которые были спрятаны в часах, эти представляли куда большую ценность. Если первая партия могла лишь слегка растревожить медведя Никитку, то материалы, которые я держал в руках сейчас, по меньшей мере причинили бы ему боль. Возможно, даже, смертельную.

Мельком глянув на другие бумаги, я увидел там имена Ширяева, генерала Деменёва, Никиты и прочих уважаемых людей. Была тут и, нарисованная Эдиком, схема преступного движения капиталов и целая пачка платёжных документов из «Инкомбанка», «Банка Москвы» и других… В общем, здесь находилось очень много всего в вышей степени интересного.

Я поспешно завернул бумаги в полиэтилен и положил обратно в коробку. Посмотрел по сторонам, убедившись, что никто не мог меня видеть. Закрыл жестянку из-под печенья и запихнул её обратно в саркофаг, проследив, чтобы проволочная петелька, с помощью которой можно её извлечь, осталась под рукой.

После этого я быстро вложил кирпичи обратно. На них был налипший раствор, но они этим раствором не были скреплены между собой. Вероятно, поэтому плитка и отвалилась в этом месте. Внешне практически невозможно было понять, что кирпичи лежат лишь для виду.

На всякий случай, я присыпал уголок свежей землёй с могилы Розы. Думаю, она бы не возражала. Снова прислонил плитку. Отошёл, посмотрел. Камуфляж был сохранён.

— Племяш! — раздался неподалёку голос Кукуши, и я услышал звук шагов на тропинке. — Ты куда пропал-то?

— Да, здесь я, — кивнул я, отряхнул руки и сунул их в карманы куртки. — Уже иду.

— Ты что тут делал-то?

— Прощался, дядя Слава, прощался…

* * *

Сумки уже стояли готовые, поэтому после поминального обеда, прошедшего быстро и по большей части в тишине, мы заехали домой, переоделись, взяли вещи, вызвали такси и двинули в аэропорт. Мама должна была лететь вместе с Назаровым на его частном самолёте.

У него были большие планы по инвестициям на Алтае. Насколько мне было известно, он уже приобрёл большой участок в районе Манжерока и теперь ехал обсуждать какие-то насущные вопросы с региональными властями. У него уже было там несколько объектов, включая роскошный санаторий, куда приезжали тузы бубей со всей страны.

Мама долго не верила, что отец моего бывшего одноклассника расстарался ради неё. Я сказал, что, поскольку дружу с Назаром, его отец предложил нам очень недорогой вариант. Про то, что это бесплатно, говорить не стал.

Мы приехали в аэропорт. Я проводил маму до маленького терминала, построенного в девяносто третьем в качестве международного. Сейчас он использовался только для чартеров и частных самолётов. Вместо него для общественности выстроили огромное, современное и очень красивое здание.

Охранник проверил мамины документы и мои тоже, а потом позволил нам пройти. В зале толпились деловые дяди и тёти, а вскоре подъехал и сам Назаров. Он на ходу кивнул мне, а потом к нам подошёл его помощник.

— Григорий Александрович просил передать, чтобы вы не беспокоились. Вашу маму в аэропорту будет ждать автомобиль, который отвезёт её прямо в санаторий. Водитель поможет заселиться. Время в пути около сорока минут с учётом дорожной ситуации.

— Ну всё, мам. Отдаю тебя в надёжные руки. Как долетишь, сразу позвони. Если я буду ещё в пути, то напиши.

Я дождался, пока все эти господа вместе с моей мамой уйдут на посадку, и уже после этого отправился в большой терминал. Рейсы на Москву у нас были только утром, но из-за похорон утром вылететь я не смог. Поэтому сейчас нужно было лететь в Новосибирск, а уже оттуда в Москву.

Из Новосибирска до Москвы рейсов было много, так что в столицу я должен был прилететь вечером. Узнав об этом, Ангелина рассердилась, была недовольна, сказала, что придётся переделывать всю программу из-за меня одного. Единственный вариант избежать этого, был отказ от поездки. Но отказываться я не стал, потому что имел определённые планы.

До Новосибирска лететь нужно было на Ан-24. Снаружи он был покрашен в яркие ядовитые цвета, но моложе от этого не стал. Всю дорогу натужно ревел, вибрировал, а в салоне время от времени начинало пахнуть керосином. В ряду я сидел один, и когда только вошёл в самолёт, у меня зазвонил телефон. Номер был неизвестный.

— Слушаю вас…

— Это Сергей Краснов?

— Да… Жанна Константиновна. Это я.

Я сразу узнал её властные интонации.

— Как поживаете?

— Как я поживаю, к делу не относится, — отрезала она.

— Понял, — усмехнулся я. — Давайте о том, что относится к делу.

— В прошлый раз, когда мы с тобой разговаривали. Когда ты приехал за мной хвостом…

— Да, я помню.

— Ты сказал, что располагаешь кое-какой информацией.

— Возможно. Но по телефону говорить об этом не могу.

— Поняла. Значит тогда… Сможешь завтра подойти, куда я скажу? Я тебе сообщу адрес.

— Нет, не