Юлька, оставаясь в полумраке салона бронемашины, притихшая и съежившаяся, не слышала слов их негромкого, но интенсивного разговора, видя лишь их сосредоточенные лица и жесты.

— Ума не приложу, браток, на что мне твоя растерянная девчонка… — Майор, выслушав Жаркого, скептически покачал головой и развел руками, его голос, глухой и осипший, донесся обрывками. — У нас тут своих проблем выше крыши, а ты подкидываешь мне гражданского щенка, да ещё и с той стороны.

— Она из прессы, Никита Семёнович, и, что важнее, — идейная, фанатичка, ядрёная. — Быстро, почти по-деловому, отреагировал Жаркий, делая акцент на последнем слове. — Может, с неё толк будет, информация какая-никакая.

— Да что ты мне рассказываешь. — Махнул рукой контрразведчик, и в его глазах мелькнула горькая усмешка. — С таких вот пламенных идейных, после первого же настоящего удара реальности, после малейшего, самого крошечного прозрения, вся эта их шелуха, все эти громкие лозунги и убеждения слетают мгновенно, как обгоревшая на палящем солнце кожа после неудачного загара. Вот Молот из вашего же полка вчера притащил двоих расписных, сакральных жрецов, так вот кого допрашивать и колоть надо, с них толк будет, а не с испуганной девочки.

— Зачем же их кормить, этих нациков, этих нелюдей? — Жаркий искренне удивился, его брови поползли вверх. — Может, у бойцов Молота просто патроны в тот момент закончились, вот он и живьём их привёл?

— Да, крови на них, браток, нашей крови, да и мирных гражданских, немерено, сам бы, наверное, пристрелил на месте, без лишних слов. — Майор тяжело вздохнул, и его взгляд на мгновение стал отстраненным, будто он смотрел куда-то далеко, в прошлое. — Да ведь мы здесь не за этим, мы здесь за высшую справедливость во всём этом бардаке, и ничего, своё возмездие они получат сполна, каждому воздастся по заслугам. Ладно, давай сюда свою потерянную девочку-журналиста, хоть накормлю её по-человечески, у вас-то, я смотрю, кроме сухарей да консервов ничего при себе нет, а ей, гляжу, горячее нужнее всяких допросов.

Жаркий коротко кивнул и махнул рукой своим парням, стоявшим у машины. Родной, один из штурмовиков, приоткрыл тяжелую дверцу, наклонился внутрь и, не говоря ни слова, потянул Юльку за рукав за собой, помогая ей выбраться на твердую, но залитую дождем землю.

— Слушай, а где сейчас наш Молот базируется, не знаешь случайно? — «Жаркий», уже собираясь вернуться в машину, на прощание спросил у майора, понизив голос. — У меня с ним один негласный, дурацкий спор тлеет, хочу узнать кто из нас впереди.

— Твой друг Молот со своими орлами сейчас в санбате, что в сохранившемся крыле местной школы обустроили. — Майор на секунду отвлекся от замершей, как статуя, девчонки, задумался, перевел взгляд на Жаркого и среагировал на вопрос. — Один из его бойцов руку о колючку до мяса разодрал, вот я их туда и направил, чтобы перевязали как следует и отдохнули немного.

— Ну, пойдём, путешественница, в моё временное расположение, постоишь у меня немного, пока не решится твоя судьба. — Потом он обхватил Юльку за талию, не грубо, но и не нежно, а с чисто практической, командной интонацией в голосе, и потребовал, глядя прямо перед собой.

Юлька, не в силах и не желая сопротивляться, покорно подчинилась и спокойно, почти автоматически, зашагала рядом с ним по улице, густо засыпанной острыми осколками битого кирпича и стекла, которые хрустели под подошвами её ботинок. Справа от них зияло пустыми глазницами окон здание, с полностью разрушенными несколькими верхними этажами.

Впереди, за натянутой между бетонными столбами металлической сеткой, виднелась группа из нескольких десятков пленных в грязной, выпачканной землей и кровью униформе украинской армии. Одни сидели на земле, сгорбившись, с пустыми взглядами, другие стояли возле самой сетки и с надеждой поглядывали на происходящее.

— Меня… меня тоже туда, к пленным? — вдруг задрожала она, и её голос сорвался на писк, полный неподдельного ужаса.

— А ты что, считаешь, что уже заслужила честь оказаться в этом тесном кругу своих сограждан, разделив с ними все тяготы плена? — Майор поморщился, будто от зубной боли, и посмотрел на неё с нескрываемым раздражением. — Поди ещё несколько дней назад громче всех кричала на площадях про «Украину-мать» и делала русских нагиляку отправить?

— Дура была… полная, беспросветная дура, вот и кричала, как попугай, всякий бред, который в голову вбивали… — Юлька резко остановилась, вся, дрожа мелкой, неконтролируемой дрожью, и тоскливо, умоляюще посмотрела на своего сопровождающего, её глаза были полны слез.

— Это уже хорошо, что хоть сейчас начинаешь это осознавать. — Пробормотал себе под нос майор и снова, уже мягче, потянул её за собой, но на этот раз влево, к уцелевшему двухэтажному строению из красного кирпича.

— Ребята, раздобудьте нам поесть нормально, и чаю покрепче, согревающего. — Проходя мимо двух своих солдат, греющихся у буржуйки, он рявкнул коротко и ясно.

— Есть, Никита Семёнович, мигом всё организуем! — Один из солдат, молодой парень, тут же подскочил, вытянувшись в струнку. Тут поблизости наши артиллеристы, по левую руку от котельной, свою полевую кухню раскочегарили, сейчас всё будет!

Примерно через десять минут они уже сидели друг напротив друга за старым, исчерченным ножами и облезлым столом в одной из уцелевших комнат, и поглощали простую, но божественно пахнущую в этих условиях горячую перловую кашу с тушенкой, запивая её сладким, горячим компотом из сухофруктов.

— Ну что, теперь рассказывай, кто ты такая, откуда взялась и. — Когда с трапезой было покончено и на столе остались лишь пустые миски, майор, откинувшись на спинку стула, предложил Юльке, глядя на неё внимательно и прямо. Как умудрилась оказаться одна на самой линии соприкосновения двух воюющих армий, где и опытные-то солдаты с духом не всегда сладят.

Юлька, помолчав, начала свой рассказ с того самого страшного разговора с солдатами в окопе под Часовым Яром, а затем, не в силах сдержать нахлынувшие эмоции, горько и безнадежно заплакала. Размазывая слёзы по грязным щекам, она стала говорить, сбивчиво и искренне, о том, что думала, будто яростные защитники пытаются дать достойный отпор врагу.

А оказалось, что эта война, вся эта бойня, нужна лишь горстке политиков в своих кабинетах в Киеве. Она сообщила и про депутата Рады, который снаряжал и сбагривал на фронт таких же глупых, ничего не понимающих блогеров, как она.

Координатор хотел, чтобы те рассказывали стране про «святую войну» и «несгибаемый дух». Она говорила долго, почти бессвязно, и закончила свой рассказ тем, как в отчаянии побежала