А время уходило, мы и так опаздывали уже на два дня, а тут еще Хосе прислал список дополнительного снаряжения, без которого в пампасах не выжить. Буэнавентура затребовал фонари, средства от москитов, бинокли, керосиновые лампы «летучая мышь», лопаты и еще местных топоров, пригодных для рубки кебрачо. Назатыльники я вычеркнул — есть полотно, сами выкроят. Часы срезал наполовину — слишком жирно каждому второму. Где-то среди последних пунктов значились расчески. Тут я просто озверел — блин, это что, вся эта анархистская братия не удосужилась взять самые обычные вещи, необходимые в личном обиходе? Я должен еще и об их гигиене заботиться? Может, и задницу каждому вытирать?

Хрен им расчески, будут машинки для стрижки волос. И причесывать ничего не надо, и вшей не нахватают.

Зато за этот день армейская контрразведка, применяя методы, на которые мы не решились, сыскала почти все наши канистры, а парочка адвокатов освободила последних сидельцев-волонтеров и закрыла все дела против них. Все наше хозяйство перегрузили на речные баржи и пароходы, даже танкер плоскодонный нам сыскали под запас бензина. Ну и нам кораблик пассажирский, чтобы не между ящиков и мешков путешествовать.

Памятуя события в отряде Хосе, мы с Панчо и Ларри, как только тронулись вверх по реке, учредили круглосуточные караулы на каждом плавсредстве, с регулярной сменой и проверками. А на прогулочных палубах — гимнастику, тактику, картографию, изучение матчасти и другие полезные занятия. Благо среди волонтеров высокий процент служивших и даже пяток человек с военным образованием.

У меня между сеансами связи образовалось изрядно свободного времени, но вместо приятных бесед с Эренбургом, Кольцовым и Хемингуэем я мучался склерозом. Потому как «Учебник сержанта инженерных войск» книжка крайне полезная, но, к сожалению, воспроизвести ее близко к тексту та еще задачка.

Вспоминал кусочками, сводил в единое целое, рисовал схемки и все время жалел, что не умею входить в то состояние, что накрывало меня несколько раз в острые моменты, когда голова работала вдвое быстрей, а кристально ясная память выдавала любую справку. Научиться бы вызывать его — цены бы мне не было.

После истории с канистрами в Буэнос-Айресе все шло без сучка, без задоринки — резиденты приняли корабль с ЗСУ и САУ, корабль со строительной техникой, корабль с самолетами, несколько кораблей со снабжением и боеприпасами и отправили все это богатство нам вдогонку.

На третий день я упарился писать учебник и вылез проветриться — а наверху меня встретила влажная жара, пальмовые рощи по берегам и зеленое бревно, ловко занырнувшее вглубь при нашем приближении.

Из прибрежных зарослей сорвалась изрядная стая диких уток.

— Здесь должна быть отличная охота, — приложился к бокалу с мартини Хэмингуэй, — птица непуганая.

— Крокодилы, пальмы, баобабы… — расслабленно прокомментировал из шезлонга Эренбург.

— Баобабы здесь не растут, — оторвался Кольцов от писанины в репортерском блокноте, — они в Африке.

Шли ходко, почти без остановок — пароход мы заняли без малого полностью, а так бы торчали для посадки-высадки пассажиров у каждых мостков на реке. За аргентинским Коррьентесом Парана повернула на восток, а мы на север — здесь в широченный трехкилометровый плес впадала река Парагвай.

Она запетляла по равнине, оставляя справа и слева старицы и лагуны с фламинго, марабу или цаплями.

— Вот тебе и Чако, — подошел сзади Панчо, указывая на аргентинский берег.

Как-то иначе я себе представлял полупустыню, а тут по берегам попер тропический лес с бамбуком, лианами и кучей незнакомых мне деревьев с непременными обезьянами. Небольшие поселения из дендрофекальных хижин, крокодильи пляжи и лес, лес, лес километр за километром.

— Черт побери, да они купаются в двух шагах от крокодилов! — ахнул у очередной лачуги Хемингуэй.

— Я читал, что здешние крокодилы на людей не нападают, если их не разозлить, — оторвался от писанины Кольцов.

— А крокодилы об этом читали? Но вообще правильно, незачем зазря тиранить животину.

На мою реплику неожиданным образом отреагировал Хэмингуэй:

— Вы не американец.

— Это почему же?

— В вас нет наглого напора. И не англичанин, в вас нет презрения.

— Мама русская, отец француз.

— Вы русский? Это многое объясняет, — он отсалютовал сухим мартини.

А я дурашливо заголосил на мотив «Стеньки Разина»:

— Ой, Парана ты Парана, аргентинская река!

— Не видала ты подарка… — грянули хором Эренбург и Кольцов, но запнулись.

Ну да, блин, какой тут донской казак? И какая Парана, она далеко позади.

Тропическая ночь, черная, как битва негров на угольном складе, подарила нам фантастическое зрелище — бессчетное множество светлячков искрами простреливало мрак. Мы долго стояли на палубе, любуясь, как вспыхивают и в ту же секунду меняются огненные рисунки.

До полудня я ковырялся с наставлением по инженерному делу и ругательски ругал себя, что в свое время пропустил между ушей всю эту военную педагогику, воспитание и обучение подчиненных. И что почти ничего не помнил о водообеспечении, которое ой как пригодится нам в условиях Чако. На этом фоне слабым утешением служило полная ненужность в пустыне мостовых и паромных работ — но если прицеливаться на войну в Испании, то вспоминать все равно придется.

С грехом пополам закончил главу о полевой фортификации и наметил план разделов о маскировке, любимой минно-взрывной подготовке, военных дорогах и колонных путях. Часть материала здесь просто неприменима, часть я не помню, оттого текст получался куцым и несистемным.

Самобичевание мое прервал вопль с прогулочной палубы:

— Асунсьон!

Мы все выскочили наверх — еще не конец нашего путешествия, но очень важный пункт.

Хемингуэй, слегка навеселе с самого утра, хохотнул:

— Матерь божья, задница мира! Будь я проклят, если здесь найдется сухой мартини.

Столица независимого Парагвая не шла ни в какое сравнение с пышным Буэнос-Айресом, хотя и пыталась выглядеть благопристойно. Застройка за исключением нескольких зданий одноэтажная, деревьев почти нет, центральные улицы замощены крупными камнями, на которых с грохотом тряслись повозки и редкие автомобили.

Наш пароход дошлепал до Главного Национального Причала — деревянной пристани, обросшей зелеными водорослями. Слева и справа теснились баржи с углем, зерном, на берегу сохло белье, из трюмов ближайшего кораблика доносился запах нагретых солнцем апельсинов.

Интересно, а нужен ли здесь концентрат сока?

На противоположном берегу затона, почти вплотную окруженное обшарпанными кварталами, возвышалось двухэтажное здание с квадратной башней. Поначалу я принял его за речной вокзал или таможню, но нет