Стоило только войти в казарму, как дневальный сразу отправил меня в канцелярию к командиру роты, где мне опять предстояло очередное знакомство. Меня ввели в просторную канцелярию, в которой в данный момент находилось три офицера и два сержанта – контрактника. Они сидели, попивали кофе и смотрели какой-то фильм по телевизору, при этом, о чем-то болтая, подшучивая друг над другом.

Как только моя фигура вошла к ним, все устремили на меня оценивающие взгляды и начали расспрашивать. Я как положено отвечал на вопросы и, когда они закончились, уже спросил сам. Меня интересовало, а куда я вообще попал? Что я буду делать тут целый год? Точнее, буду ли я заниматься чем-то кроме строевой подготовки и наведения порядка в казарме. Мой вопрос немного удивил новых командиров, видимо мало кто у них интересуется подобными вещами. Но мне ответили.

Итак, я попал в отдельный батальон связи, который состоит из двух рот и меня зачислили во вторую роту во взвод радиосвязи, то есть я буду радистом, если смогу осилить азбуку Морзе. Чем я буду заниматься будет зависеть лишь от моего усердия и интеллекта. А именно, если я научусь работать на аппаратуре, то буду работать на ней, а если нет, то стоять мне на тумбочке дневального и мести плац до самого дембеля. На этом меня отпустили заниматься своими делами.

Что опять же кольнуло глаз, общались со мной нормально, никто не обзывал меня, обращались ко мне по имени, в общем все как-то даже слишком хорошо складывается.

В казарме тем временем народ смотрел телевизор, который висел над центральным проходом, по нему показывали какой-то боевичок, и солдаты, расставив табуретки, сидели на взлетке, смотря фильм. Понимая, что мне по сути нечем заняться я присоединился к остальным.

Ближе к обеду меня вызвал младший сержант Гордиенко, тот самый Максим, ему я сдал свой вещмешок и мобильный телефон. Еще он сказал, что вечером его мне выдаст, чтобы я смог созвониться с родными и рассказать, где я и как я. Также он выдал мне противогаз, фляжку для воды и распечатанные на листе А4 бирки с моим званием, фамилией и инициалами. Он объяснил куда их нужно пришить и отправил в бытовку.

В бытовке сейчас было весело, за большим круглым столом на табуретках сидели те самые утренние уборщики Петров и Миронов и пришивали толстые подворотнички к кителям. Но что мне показалось странным, так это то, что кители были не их. На подоконнике сидели два здоровенных кавказца в пиксельных майках и, разговаривая о чем-то своем на неизвестном мне языке, весело хихикали, поглядывая на Петрова и Миронова. Параллельно этому на подоконнике лежал современный мобильный телефон, и на нем играла музыка на кавказские мотивы.

Я спокойно прошелся к углу бытовки, где над гладильными досками висел шкафчик с биркой «ПОДШИВОЧНЫЙ МАТЕРИАЛ», открыв его, я увидел целый рулон белой ткани, а еще катушки ниток различных цветов и даже иголки. Оторвав себе кусок ткани, я разгладил ее утюгом и, сняв китель, присел за стол. Как только я начал подшиваться, в бытовку зашел еще один парень кавказской наружности. Он опять же на нерусском языке поприветствовал своих товарищей на подоконнике, посмотрел на меня и парней, подшивающих чужие кителя, и, противно ухмыльнувшись, подошел ко мне, снимая свой китель.

– На подщей, но тока штобы по карасатэ било! Четыре слоя мынымум! Понял, да? – сказал он с сильным акцентом, бросая передо мной китель на стол.

Момент, конечно, был максимально неприятным, можно сказать, я встал на перепутье, либо я сейчас подошью его форму и стану терпилой, как Миронов и Петров, после чего постоянно буду этим заниматься (подшивать форму, заправлять чужие кровати и делать прочую унизительную работу за других), либо же я продолжу включать броню, как мне советовали товарищи на гражданке, и от меня отстанут. Разумеется, я выбрал второе.

– Не буду. – оттолкнул я от себя китель, с вызовом посмотрев на парня.

Страха он у меня не вызывал, так как сам по себе кавказец был на полголовы ниже меня, только вот куда шире, весь был мускулистый, но худощавый и по весу мне точно уступал. Мои коллеги по несчастью, сидя за столом, стали похожи на черепах, будь у них панцирь, они бы тотчас спрятали в нем головы, а сейчас лишь вжали свои шеи в плечи и опустили взгляды на подворотнички, делая вид, что смотрят на что-то очень важное.

– Я не понял! Ты че, черт! Попутал! – тут же пришел в бешенство паренек и толкнул меня в плечо.

– Тебе надо, ты и подшивай! – с возмущением крикнул я и швырнул в него китель.

Китель врезался в грудь парня и упал на пол, а в глазах парня сейчас пылала злоба и ненависть.

– Последний рас гаварю, подшей или пидьец тебе! Душара позорный! – скрипя зубами сказал он и сжал кулаки до хруста.

– Нет! – гордо заявил я и отвернулся от него, демонстрируя невозмутимость и спокойствие. Хотя в голове сейчас происходила настоящая паника, а сердце стучало с такой скоростью, что вот-вот вылетит из груди.

Не выдержав, парень что было сил толкнул меня в сторону, и я свалился с табуретки, но, понимая, что сейчас начнется драка, тут же вскочил на ноги, а боец тут же рванул в мою сторону. Как оказалось, он был борцом и попытался пройти мне в ноги, чтобы снова повалить меня, но я тоже не пальцем деланный. Как только он оказался рядом и, наклонившись, потянулся к моим ногам, я схватил его за брюшной ремень, который удерживал штаны, и со всех сил рванул вверх, отрывая его от земли и лишая опоры. А затем что было сил швырнул парня в сторону, видимо, адреналин дал о себе знать, и парень впечатался прямо в стену, от чего раздался грохот на всю казарму.

Боец подскочил на ноги и уже был готов опять кинуться в атаку, но в бытовку влетел дежурный по части посмотреть, что тут творится.

– Что за шум, мать вашу? Семенов, что тут происходит? – прорычал он, глядя на меня и моего соперника.

– Да ничего, вот товарищ показывал, как лезгинку танцевать умеет, и случайно в стену врезался. – не желая быть стукачом, ответил я.

– Вот как. Ну шумите мне тут! – сделав вид, что поверил, ответил дежурный и вышел из бытовки.

– Повезло тебе, душара! Но вечером еще поговорим! – фыркнул боец, а после подобрал китель и кинул его в Миронова. – Подошьешь! –