— Зачем ты хочешь отдать золото? — спросил Мятый.

— Это не мое золото, — ответил Тодт.

— Давай заберем его себе.

— Я отложил нам по десять дукатов.

— Всего-то?

— Рыцарь в Вогере дал по десять дукатов возчикам, полагаю, и мы заслужили по столько же.

— Мы без рыцаря везли все это золото по вражеской земле. Мы заслужили больше.

— Бог не подал мне знак, что мы заслужили больше. Поэтому мы заслужили по десять как возчики. И жадность смертный грех, поэтому сиди и читай молитвы. Вслух, чтобы я слышал.

— Ну, твое преподобие…

— Читай. Pater noster…

Читая молитвы, Мятый подумал, что неплохо бы было убить Тодта и забрать все золото себе. Пожалел, что не поступил так раньше. Вспомнил, что он не умеет управлять пароконной повозкой. Сообразил, что пешком он бы такую тяжесть никуда не унес. Прикинул, где и как бы можно было закопать золото до лучших времен. Ответил себе, что и прятать клады он тоже не мастер. Подумал, не стоит ли схватить ли сейчас хотя бы бочонок с монетой, хотя бы один мешочек из бочонка, украсть лошадь и сбежать. Ответил себе, что они движутся под охраной в расположении французской армии, и что вокруг много наездников лучше него.

В лагере он продолжил ныть. Под открытым небом спать было холодно, шатров и палаток у них не было. Тодт со своей телегой встал в обоз, прихожане притащили ему несколько мешков сена, и они с Мятым провели ночь под тентом телеги.

— Дай мне денег, — попросил Мятый на следующий день после заутрени, когда они возвращались к телеге.

— На, — Тодт протянул несколько мелких серебряных монет.

— Дай мне мои десять дукатов. И долю от трофеев.

Трофеи они взяли в последнем бою, когда на скорую руку собрали оружие, доспехи и кошельки с вражеских фуражиров. Тодт сложил долю Мятого в отдельный кошелек и убрал этот кошель к себе.

— Зачем тебе золото? — спросил Тодт.

— Схожу к девкам. Возьму какую-нибудь почище.

— Не дам.

— Почему? Все твои прихожане ходят к девкам, а мне нельзя?

— Потому что все нормальные люди к девкам приходят и уходят, а ты устроишь драку.

— Ну, устрою.

— И тебя повесят.

— Я убегу.

— Не убежишь.

— Тогда добавь серебра, и я хотя бы куплю ботинки. Вот какая грязища.

— Разве ты босой?

— Я хочу жированные ботинки выше щиколотки. Со шнуровкой. И чтобы в них влезали вторые чулки, теплые.

— На тебе серебра, купи ботинки. Но сегодня же покажи их мне.

Вечером Мятый принес ботинки.

— Вот. Немного поношены, но хорошие. Еще смотри, на ножик хватило. И ножны как раз влезают в ботинок.

— Молодец, — ответил Тодт.

Тодт не подумал, что немного поношенные ботинки Мятый мог не только купить.

— До чего ты нудный, — сказал Мятый, — Уйду я от тебя.

— Хочешь идти, иди.

— Ты так легко меня отпустишь?

— Мы обязались сделать дело и сделали. У тебя больше нет обязательств перед рыцарем.

— А перед тобой?

— Мне ты обещал только ходить матросом на «Санта-Марии». И ты был хорошим матросом. Не твоя вина, что у нас больше нет корабля.

— Тогда почему ты держишь у себя мой кошелек?

— Потому что пока ты со мной, я отвечаю за тебя перед Господом. Ты слаб и подвержен соблазнам, я сберегаю тебя от них.

— Отдай кошелек, и я пошел.

— Иди, — Тодт достал из поясной сумки кошель Мятого, — Внутри бумажка, это я после продажи трофеев считал наши доли.

— Че… ангел! Я что, тебе совсем не нужен, что ты меня гонишь? Нельзя просто взять и выгнать доверившегося.

— Давай кошелек и оставайся. Если ты со мной, то слушаешься отца духовного как отца родного.

— Видел бы ты, как я батьку слушался… — проворчал Мятый, но кошелек не отдал, — Да я же, если буду тебя слушать, со скуки сдохну тут в мирное время среди этих твоих прихожан. Такие же разбойные морды, как я.

— Мирные люди.

— Это они дома мирные люди, а тут разбойные морды.

— Если ты меня не будешь слушать, то ровно тут же ровно с ними же сдохнешь не от скуки, а от меча. Некоторые говорят, что это более достойная смерть, но я не согласен. Христианину должно умирать во имя Господа, — Тодт увидел, что Мятый хочет возразить, и поднял руку, призывая его к молчанию, — Клятва, данная земным царям именем Господа, тоже считается.

— Я не давал никакой клятвы воевать за короля Франции.

— Можешь идти.

— Не хочу, — Мятый заплакал, — Бес внутри меня говорит, что надо что-то делать, лишь бы не сидеть на месте. Бить кого-нибудь, грабить. Я ничего не могу поделать. Господи, я сегодня убил парня за ношеные ботинки!

Тодт посмотрел на свой посох из черного дерева, подаренный Мятым в Генуе. Стукнуть или не стукнуть? Свои возможности он не переоценивал. Мятый, несмотря на обманчивую преждевременную седину, был намного моложе, сильнее и ловчее.

— Не, ты чего! — правильно понял сомнения Мятый, — Ты священник. Ты должен мне грехи отпускать.

— В тебе бес, — ответил Тодт, — Бесам грехи не отпускают.

— Ну поехали куда-нибудь. Поклонимся чему-нибудь, приложимся, благословимся.

— Куда? — спросил Тодт и тут же вспомнил, — Мне казначей говорил, что наш командир, виконт де Лотрек, поедет в Турин. Из Милана туда же поедет Просперо Колонна. Они договорились о перемирии и друг другу препятствий не чинить. Поэтому, раз уж будет безопасная дорога, казначей повезет слитки в Турин, чтобы там обменять их на монету.

— Нам-то что до Турина?

— Он сказал, что там соберется все высшее общество. Будет даже Его Величество. Будут веселые праздники на все каникулы. Все лучше, чем сидеть тут в грязи. И, самое главное, в Турин привезут из Шамбери Плащаницу.

— Что?

— Реликвию. Священную плащаницу, в которую завернули Иисуса после снятия с креста. Ее выставят в соборе и дадут приложиться хотя бы господам. Но я договорюсь, чтобы и нас с тобой подпустили.

— Мы поедем в Турин? — обрадовался Мятый, — В большой красивый город на праздники? Вместо того, чтобы зимовать под тентом телеги?

— Да.