— Вот через него ты тоже можешь передавать сообщения, но только в том случае, если сам будешь в затруднении или в сомнении. Понятно?

Глеб кивнул, и Садовский продолжил:

— Крайний срок, когда ты должен будешь раздобыть копию письма — утро двадцать четвертого числа. То есть через двое суток.

— Я это уже понял, — с готовностью ответил Шубин и спросил: — Как вы думаете, много в АК поляков?

— По сведениям нашей агентуры, в активную часть АК входит несколько тысяч человек. Но сюда нужно включить еще резерв и народное ополчение, которое будет задействовано как раз во время восстания. Выходит, около нескольких сотен тысяч человек. Но это если брать по всей Польше.

— И что, у всех есть оружие? — удивился Шубин. — Где же они его столько набрали?

— Я задавал вопрос командирам, хватает ли им оружия, чтобы начать восстание, — несколько задумчиво ответил Садовский. — И мне ответили так — оружие есть, но не у всех. Будут добывать по ходу военных действий. Одни-то они, конечно, восстание не потянули бы. Потому и ждут, когда наши части подойдут как можно ближе к Львову, чтобы скоординировать действия и вместе начать атаковать отходящие части оккупантов. Впрочем, под началом Червинского во время восстания во Львове будет задействована 5-я дивизия пехоты, 14-й уланский полк и несколько отрядов добровольцев. На окраинах города, как мне сообщили, будут задействованы несколько партизанских соединений. В общем и целом впечатляюще, — приподнял брови и покивал Садовский.

В гостиную вошла Янина и, сделав книксен, объявила, что прибыла машина пана Червинского.

— Ага, это за нами, — поднялся Садовский. — Давайте собираться.

Глеб поднялся к себе в комнату и надел костюм, который ему был выдан вчера. В комнату заглянул Энтин.

— Готовы, товарищ капитан?

— Да, идем, Виталий. Кстати, а где Порошин?

— Порошин? — недоуменно посмотрел на него Энтин. — А вы разве не отправили его в город к капитану Лагутенку? Он сказал…

— Так… Рассказывай, что он там тебе наговорил. — Глеб быстрым шагом вышел из комнаты и направился к лестнице. Энтин поспешил за ним. — Я ведь сказал тебе, чтобы ты глаз с него не спускал.

— Минут двадцать назад к нему подошла Янина и что-то тихо сказала. Что именно, я не расслышал. Он вышел, потом вернулся с какой-то бумажкой — то ли запиской, то ли письмом в руках — и сказал мне, что вы отправляете его в город к капитану Лагутенку с сообщением. Я удивился, но он сказал, что это приказ… Я и переспрашивать у вас не стал, думал, что так и надо…

— Угу, проспали мы его, значит, — констатировал Шубин и покосился на Энтина, лицо которого выражало полную растерянность и недоумение. — Лагутенок вчера вечером ко мне сам приходил. Ладно, Виталий, не расстраивайся. Никуда далеко Порошин не денется из города. Посмотрим, что будет дальше. А ты пока оставайся и жди его в квартире. Вдруг он появится.

Но когда сели в автомобиль, который должен был везти их в штаб АК на Кохановскую, он все-таки сказал о побеге Порошина Садовскому. Наклонился к самому его уху, чтобы не слышал шофер, и прошептал:

— Порошин сбежал, но я думаю, что из города он не уйдет, и мы его еще увидим.

— Не нравится мне это, — нахмурившись, так же тихо ответил ему Садовский. — Да что уж теперь.

Он наклонился к Роженеку, который сидел рядом с шофером Червинского, и стал что-то быстро говорить ему по-польски. Вацлав внимательно слушал его и лишь изредка кивал.

— Вацлав позаботится о том, чтобы найти беглеца, — прошептал Садовский Шубину после того, как переговорил с Роженеком.

Штаб восстания находился в доме номер двадцать три по улице Кохановского. Немцев в этом районе уже не наблюдалось, зато попадались поляки в военной форме и гражданские с бело-красными повязками на рукавах, что говорило об их принадлежности к польскому правительству. Флагов пока что не вывешивали, но оно и понятно, в городе все еще оставались некоторые части немецкой полиции, гестапо и охрана из оккупационной администрации дистрикта «Галиция». И хотя немцам сейчас было не до подавления волны восстания, которую готовили поляки, они все еще могли помешать встрече Филипковского с представителем Генерального штаба Красной армии. В городе стояли части танковой армии вермахта и стрелковые дивизии, которые должны были прикрывать отход основных частей.

Полковник, или, как он сам себя позиционировал, генерал Владислав Филипковский, сделал в свое время неплохую карьеру. Из простого командира орудия в 1914 году он постепенно к 1939 году вырос до командира 1-й пехотной дивизии Легионов. Во время боя в районе Момот он был взят в плен советской 14‑й кавалерийской дивизией и отправлен в советский лагерь во Львове. Бежав оттуда в сороковом году в Варшаву, примкнул к антифашистскому подполью и был назначен сначала инспектором штаба АК во Львове, а затем и командующим АК по Львовской области. Все эти сведения о Филипковском Шубину рассказал Роженек, когда они в ожидании прибытия коменданта находились в штабе.

Сам так называемый генерал был внешности непримечательной, но по глазам и по его лицу было видно, что это человек волевой и сильный. Глядя на него, Шубин вдруг подумал о превратностях человеческих судеб. Ведь сложись история по-иному — не начнись Первая мировая война, — и кем бы тогда стал сын помещика, который окончил юридический факультет и учился на машиностроительном факультете львовского политехнического института?

Кроме Садовского и Червинского, которого Глеб уже знал, в штабе присутствовали и незнакомые ему люди в форме командиров польской армии. Судя по знакам различия и погонам, среди них был один майор, два капитана и несколько поручиков и подпоручиков. С комендантом области прибыли еще несколько офицеров, и Глеб, глядя на них, пытался угадать, есть ли среди них тот самый агент Читрус, с которым он должен будет с сегодняшнего дня держать связь. Глеб украдкой глянул на Садовского, но тот не смотрел на него, поглощенный встречей с Филипковским.

«Может, его и нет тут вовсе, а он, как и положено бойцу охраны коменданта, стоит где-нибудь на улице или возле дверей», — думал Глеб. Оглянувшись, он не смог никого разглядеть у входа, так плотно стояли вокруг него и Садовского военные из львовского отделения АК.

Знакомство Филипковского с Садовским и Шубиным прошло быстро, по-деловому. Сразу же приступили к делу — комендант завел разговор о своих полномочиях и претензиях польского правительства на львовские земли. Садовский не возражал и только внимательно слушал разглагольствования полковника о мощи польской армии, созданной в тылу врага и подчинявшейся польскому правительству в изгнании.

— Если бы не