Посветлело как-то незаметно. Майор глотнул воды, стер с лица грязь и осмотрел поле боя. Так… бойцы тоже коробку сожгли, но одну. Все равно молодцы.

— Хорошо бы личный состав проверить, кто там жив, кто ранен, какое у бойцов настроение, — лениво сказал Грошев. — Еще лучше по траншеям не перемещаться, не обнаруживать себя лишними движениями. И что выбрать?

— Пошли проверять, — решил майор. — Небо вроде не гудит.

— Ага. Только высотный наблюдатель над нами кружит, а так ничего, жить можно.

Майор выругался, потом еще раз, погромче и с чувством. Стало значительно легче. И они пошли смотреть потери и считать живых. А высотный наблюдатель… пусть смотрит, может, глаза лопнут!

Через час они втроем собрались в своем блиндаже, который единственный и уцелел. Хорошо замаскирован, и бойцы туда-сюда рядом не мельтешили, вот и не засекли сверху.

— Ну что, товарищи офицеры… — начал майор и уставился на тощего бойца, который протиснулся в блиндаж:

— Харчо, тебе чего?

— Комвзвода-2, — усмехнулся он. — Как бы. Теперь.

— А тебя сюда звали?

— Пусть будет, — буркнул Грошев.

Майор хрюкнул. Хмыкнул. Потер грязный подбородок.

— Я его позвал. У нас тут совещательный момент, то есть общий срач в коммунарском понимании, значит, можно и нужно. Солдаты много чего хотят сказать отцам-командирам, послушаете, может, и понравится.

— Ну что, товарищи офицеры, подведем итоги, — как ни в чем не бывало продолжил майор. — Накат мы отбили, это главное. Сожгли пять туранских коробок, положили сколько-то десантников, скорее всего, сравнимо с нашими потерями. Но надавали нам в процессе по башке — мама не горюй!

— Потому что гоняли сбросами, как овец, — сказал Харчо и сплюнул. — АГСку накрыли вместе с расчетом, трофейный миномет тоже, три пулемета туда же. А наш ПВО где-то шухерился.

Майор с явным удовольствием посмотрел на молчащего Грошева.

— Позвал? Хотел, чтоб выслушали голос солдат? Выслушал, доволен? Ладно, вступлюсь, так и быть. Спартачок, пока вы по норам ныкались, сжег коптером танк и отогнал другой, в результате чего мы тут сидим сейчас живые. А потом мы вдвоем держали дорогу. Вдвоем. И сожгли три коробки. А сколько туранцев положили — ну, ты видел, как он стреляет.

— Извиняюсь, не знал, — буркнул Харчо. — Меня позвали и пообещали, что могу говорить всё, что считаю нужным. Вот и говорю.

— Вот и говори, — благосклонно разрешил майор. — Сколько у тебя во взводе осталось?

— Девять. Семь на ходу, двое лежат. Патронов мизер. Один ручник, без патронов. Ну… гранаты еще.

— Красиво… кстати, третий взвод где?

— Нету, — сообщил Харчо и снова сплюнул. — По ним танк на прямой наводке работал… Понял. Я же извинился?

— Нету, — повторил майор. — Нету… а раненые?

— Нету, — повторил равнодушно Харчо. — Туда туранцы дошли, всех вырезали. А потом мы их. Вон замполит подтвердит, он с нами ходил.

— Понятно. Первый взвод?

— Девятнадцать на ногах, — неохотно сказал Грошев. — Тяжелых нет. Пулеметов нет. Патроны есть.

— Девятнадцать, потому что сидели по норам, пока мы рубились, — снова подал голос Харчо.

— Сидели, — кивнул Грошев. — Я приказал. На дальней дистанции работают пулеметчики и снайпера, стрелкам там делать нечего. Пулеметчики и работали. И погибли. А снайпер у нас один на роту, вы своими кривыми руками стрелять не умете. Снайпер тоже работал. А ты со своим геройством положил парней без пользы.

— Харчо, ты бы не плевался тут, — поморщился майор. — Спартачок прав. Пойдет второй накат, кто встанет по номерам? Твои семеро без патронов? Куда они по пять рожков выхлестали? В темноту на авось?

— Кровь идет, вот и плюю. В зубы прилетело.

— Патроны у меня возьмут, — буркнул Грошев. — Нычку с боезапасом слегка присыпало, мои уже откопали.

— Итого, — вздохнул майор. — Накат отбили. Потеряли две трети состава, раненые на руках. Связь нам глушат, значит, будет еще накат. А у туранцев для этого все есть: и арта, и танк где-то ползает, и жужжалки летают. Они, пока нас всех не замесят, близко не подойдут. Такие дела. Но приказа отступать не было.

— Что-то соседи без приказа дунули, — заметил Грошев. — По разрывам же хорошо слышно. Мы в окружении, если кто не заметил. Я, например, туранскую броню видел точно на нашей тропе обеспечения. В засаду сели.

Майор от души выругался. Покосился на замполита, может, он чего вдохновляющего толкнет. Но замполит спал, уткнувшись каской в земляную стену.

— Нам бы лучше не двигаться, — лениво сказал Грошев. — Здесь у нас норы, траншеи, укрытия. Воронок опять же — полк может спрятаться. И приказа отступать не было. А еще лучше двигаться, и побыстрее. Накат мы не выдержим. С корректировкой нас в одну батарею замесят.

— А если корректировщика пиф-паф?

— Высотного?

— Понятно, предложение снимается, — вздохнул майор. — Ну, кто еще чего умного брякнет? Спартачок высказался, Поллитра спит, так что это к тебе, Харчо. Пришел — говори! Ты же говорить хотел.

Харчо отвернулся и промолчал.

Майор зачем-то проверил автоматные магазины. Достал из разгрузки и сунул обратно гранату.

— Выведешь, коммуняка?

Грошев безразлично пожал плечами:

— Без потерь — нет. Там засаду снимать. Потом через боевые порядки как-то. Туранцев пройдем, свои могут покрошить. И это если днем. Ночью мы на теплаках светимся, как ростовые мишени, перестреляют.

— Значит, выведешь, — заключил майор. — Тебе, чтоб снять засаду, кого надо? Всех?

— Харчо с пулеметом. И двух гранатометчиков, своих возьму.

— Харчо, слышал? Готовься.

Худой боец сплюнул и молча ушел, Грошев следом за ним.

— Лучше здесь отбиваться, — сказал замполит, не открывая глаз. — И дождаться своих.

— Так и знал, что не спишь! Потому что коммуняка ну очень презрительно на тебя смотрел!

— Лучше дожидаться своих здесь, — настойчиво повторил замполит. — Сами не выйдем.

— Сами — нет, — вздохнул майор. — Офицеры