— До встречи, Клавдушка, — прошептал он. — Я постараюсь не подвести. Как всегда.

***

В гостиничном номере Тайрона Джексона царило напряжение. Чемпион сидел перед телевизором, внимательно изучая видеозапись старых боёв Воронина, которые с трудом раздобыл его тренер. Качество было плохим — чёрно-белая плёнка 50-х годов, нечёткое изображение, скачущий звук. Но даже через эти технические несовершенства проступала мощь и техника советского боксёра в те уже не молодые годы.

— Смотри, как он уходит от левого бокового, — комментировал Билл Хейман, тренер Джексона. — Движение минимальное, но эффективное. И сразу контратака.

— Это было тридцать лет назад, Билл, — напомнил Джексон. — Сейчас он старик.

— Опасный старик, — возразил тренер. — Ты видел, что он сделал с тем журналистом? Молниеносный удар, точно в солнечное сплетение. Рефлексы у него всё ещё работают.

Джексон задумчиво потёр подбородок. Утренний инцидент заставил его переосмыслить отношение к предстоящему бою. Он приехал в СССР, готовясь к схватке с молодым боксёром Высоцким, и был раздражён, когда узнал о замене. Бой с пожилым ветераном казался ему пустой тратой времени, даже своего рода оскорблением. Но теперь, увидев Воронина в действии, пусть и не на ринге, он начал сомневаться в своей первоначальной оценке.

— Я недооценил его, — признал Джексон. — Но всё равно, Билл. Пятнадцать килограммов разницы в весе. Сорок лет разницы в возрасте. Какие шансы у него против меня?

— В боксе всегда есть шанс, — философски заметил Хейман. — Особенно если в перчатке опыт и отчаянная решимость. — Он указал на экран, где Воронин отправлял в нокаут очередного соперника. — Посмотри на его глаза. Видишь этот взгляд? Это взгляд человека, который не знает слова «сдаться».

Джексон внимательно всмотрелся в чёрно-белое изображение. Действительно, даже через зернистую плёнку старой хроники пробивалась та стальная решимость, которую он заметил в глазах Воронина и сегодня, на взвешивании.

— Хорошо, — наконец сказал он. — Я буду относиться к нему как к серьёзному сопернику. Но это не значит, что я поддамся. Бой есть бой.

— Никто и не просит тебя поддаваться, — строго сказал Хейман. — Это было бы оскорблением для такого бойца. Просто не расслабляйся. Старые волки кусаются больнее молодых, если им дать шанс.

Джексон кивнул и вернулся к просмотру. На экране молодой Воронин двигался с удивительной лёгкостью, его удары были точными и мощными. Американец невольно восхищался техникой советского боксёра.

— Его называли «Сталинградский молот», — сказал Хейман. — За правый кросс. Говорят, он мог отправить в нокаут быка.

Раунд 5

В своей квартире Воронин готовился к предстоящему бою. После возвращения с кладбища он попросил семью оставить его одного на некоторое время. Ему нужно было собраться с мыслями, вспомнить всё, чему он научился за долгие годы в боксе.

Сидя в кресле у окна, старый боксёр перебирал в памяти свои поединки — от первых любительских боёв до чемпионских схваток. Но странным образом эти воспоминания переплетались с военными эпизодами. Бокс и война, две стороны его жизни, вдруг оказались неразрывно связаны.

Он вспомнил свой первый настоящий бой на фронте — не на ринге, а в окопе, когда немецкий солдат прыгнул к нему с ножом. Тогда его спасли не винтовка или граната, а боксёрские навыки — уклон, контрудар, мгновенная реакция.

Потом был Сталинград — ад на земле, где бои шли за каждый дом, каждый подвал, каждый клочок земли. Где люди сражались врукопашную в полуразрушенных зданиях, и где его тренированные рефлексы не раз спасали жизнь ему и товарищам.

«Странно, — думал Воронин. — Бокс учил меня выживать на войне, а война сделала меня лучшим боксёром». Она научила его терпеть боль, не сдаваться, когда кажется, что силы закончились, находить в себе последние резервы энергии для решающего удара.

Завтра ему предстояло использовать всё, что он знал и умел, против молодого, сильного противника. Это был не просто спортивный поединок — это была последняя битва старого солдата, последний шанс доказать, что дух может быть сильнее тела, что опыт иногда ценнее молодости, что советский человек, прошедший войну, не сдаётся никогда.

— Я не подведу, — прошептал Воронин, глядя на фотографию жены на комоде. — Ни тебя, Клавдушка, ни ребят, ни страну. Завтра я выложусь по полной, чего бы это ни стоило.

Последняя битва старого солдата. Последний шанс показать, на что способен человек, закалённый войной и временем.

***

Пятый раунд начался под нарастающий гул трибун. К этому моменту зрители, поначалу разделённые на скептиков и патриотов, слились в единое целое, заворожённые невероятным зрелищем. Семидесятилетний ветеран не просто держался против чемпиона мира — временами он вёл бой, заставляя молодого американца отступать и защищаться.

Но время и возраст брали своё. Воронин двигался всё медленнее, его дыхание становилось тяжелее, а удары — менее точными. Джексон, почувствовав слабость противника, перешёл в атаку.

Мощный правый боковой пришёлся точно в цель. Воронин пошатнулся, пытаясь удержать равновесие, но следующий удар — короткий левый хук — отправил его на настил ринга.

Удар был настолько сильным, что на мгновение всё потемнело перед глазами. Когда зрение вернулось, Воронин с удивлением обнаружил, что находится уже не на ринге. Вокруг простирались ряды могил с металлическими оградками, над головой — серое осеннее небо, а неподалёку кто-то методично копал яму, выбрасывая чёрную землю на поверхность.

«Ну вот, допрыгался, старый дурак», — подумал Воронин, медленно поднимаясь на ноги. Странно, но он всё ещё был в боксёрской форме — шортах, майке, перчатках.

— Миша! — услышал он знакомый голос. — Иди сюда, присядь.

Воронин обернулся и увидел свою Клавдию, сидящую на скамейке под старой берёзой. На фоне от куда то играла "Рио-Рита". Она выглядела такой, какой была в молодости — стройная, с густыми каштановыми волосами, собранными в простую причёску, в том самом синем платье, которое он любил больше всего.

— Клавдушка, — прошептал он, направляясь к ней нетвёрдой походкой. — Как же я скучал...

Он сел рядом с ней на скамейку, не веря своим глазам.

— Ты всё такая же красивая, — сказал он, глядя на её лицо, которое помнил каждой клеточкой своего существа. — Годы над тобой не властны.

— А ты всё такой же льстец, — улыбнулась она. — И такой же упрямый. Ну кто тебя просил на старости