«…А я ничего не помнил о моих снах и чувствовал себя чужим и отторгнутым этим сообществом сновидящих. Однажды, когда мы дедом отправились в Чания, я рискнул обратиться к нему с вопросом:

– Дедушка, почему я не помню моих снов?

Дед, в этот момент срезавший своим кривым мачете раздвоенную верхушку деревца чукун, остановился и сказал:

– Во Вселенной все является сновидением, и все мы видим сны. Но не все помнят о своих снах. Сны помнят только люди, чистые сердцем и чистые духом…

Когда вязанка резко пахнувших смолой дров была связана, он продолжил:

– Человек, рождаясь на земле, попадает на пространство спящих существ. Можно сказать, что человек живет во сне. Когда же ты видишь сны и вспоминаешь их, ты можешь восстановить картину твоего изначального происхождения – и вернуться к жизни…»[9]

Получается, что объяснения специалиста и деревенского шамана майя, едва умеющего читать, совпадают по своей сути? На заре цивилизации люди уже улавливали некую суть психофизиологических процессов, что и закладывалось в самые ранние мифы. То, как человек воспринимает окружающую действительность, включая ощущение «потустороннего», подчиняется законам психофизиологии. И потому оно тоже едино в самых разных культурах. Это и есть универсальное единство реальности, которое накладывает свой отпечаток на ранние картины мира, отражаемые в мифах.

Крокодил, живущий рядом с руинами древнего города Такалик-Абах на Тихоокеанском побережье Гватемалы. Главный персонаж мезоамериканских мифов, воплощающий Млечный Путь. Именно он – Ицамна – считался у майя Творцом всего сущего.

Фото из личной коллекции автора

Фасцинация, или гипноз при коммуникации в мифе. Такой атрибут в определенном смысле также относится к единству реальности. Персонажи мифов часто действуют вопреки своим намерениям, следуя некому внушению. Иногда это воздействие извне приводит к позитивным результатам, а иногда и наоборот. В любом случае человек как бы делегирует принятие решения высшим силам. Потому кажется, что происходит борьба «на небесном уровне», а человек – всего лишь исполнитель воли богов. На самом деле все не так просто и однозначно. Такой важный для мифов сюжет, как индукция, или внушение, имеет вполне научную основу. Л. П. Гримак отмечал: «Считается, что каждому человеку от рождения присуще “умение бодрствовать”, и никаких вопросов здесь не возникает. Между тем, как показывают многочисленные факты, проблема бодрствования входит составной частью в проблему гипноза…»[10] Он приходил к парадоксальному выводу, что «бодрствование» является, по сути, «гипнотическим состоянием». В эволюции именно гипноз, присущий только человеку, приводит к возникновению слаженного взаимодействия между людьми, достижению согласия для реализации общей задачи. И в этом процессе именно речь становится самым древним способом оказать гипнотическое воздействие. То есть «вся повседневная психическая деятельность человека есть не что иное, как осуществление многообразных гипнотических взаимовлияний между субъектами, находящимися в различных стадиях транса. С этой точки зрения жизнь каждого человека – есть бытие в непрерывном гипнотическом состоянии, меняющем лишь свою глубину»[11].

И с такой позиции становится понятна сама структура многих мифов, в которую закладываются приемы гипноза. Это изобилие ритмических повторов как прием фасцинации, это постоянные диалоги, подводящие героев к принятию правильного или ошибочного решения. А в устной передаче текстов это еще и ритмическое исполнение с особыми интонациями. Не будет преувеличением утверждать, что все древние тексты буквально «пелись», а не рассказывались. Неслучайно даже в колониальные времена хранители репертуара ритуальных текстов в общинах майя назывались «певцами», причем уже по-испански.

Можно привести в качестве примера фрагмент мифа майя о пещере:

Шел мимо человек.

Пещера вдруг сказала.

«Вомвом», – сказала.

Заманить хотела.

Мимо шли люди.

Говорят, там был родник.

«Тут есть вода», – сказал человек.

«Пещера говорит!» – изумился он.

Сказал он другу.

«Пойдем, посмотрим!» – сказал другой.

Они проникли внутрь…

В конечном счете путники обнаруживают воду, но погибают[12].

Дуальная целостность мира – важный атрибут мифа и логичное следствие единства реальности. Эта дуальность в случае мифа включает две зеркальные части: территорию живых и территорию мертвых. Между ними постоянно перемещаются вечные души, связники между мирами, посланники, а также заблудшие (чаще всего случайно) герои. Мир мертвых представляет зеркальное во всех отношениях отражение мира живых. Территория делится на «верх» и «низ» – на земле и под землей. Время тоже зеркально: когда у живых день – души спят в ночи. Живые засыпают, а страна мертвых просыпается. Отсюда и мифологическое представление ночи как места опасностей и страха. Тем не менее и в селениях живых, и у мертвых все должны работать, жить в семье, отмечать праздники, помнить о родных. И там, и там люди болеют и, как ни странно, гибнут. Есть одно различие – в потустороннем мире не рождаются дети. Современные мифы иногда даже вносят некую зеркальную социальную справедливость: бедных в потустороннем мире ждет богатство, а богатых – бедность.

Проводники и пункты перехода между мирами – самые опасные темы в канве мифа. При этом особенно частым сюжетом выступает именно взаимодействие миров, когда живые посещают мертвых при помощи проводников, а покойники самостоятельно объявляются среди живых. Оба мира не могут существовать друг без друга, поскольку обязательно предусматривается, что мертвые вернутся в мир живых, когда пройдет определенное время.

В Ветхом и Новом Заветах неоднократно говорится о «всеобщем грядущем воскресении» и возвращении тел из праха, при этом дискуссии ведутся до сих пор: неясно, как каждая где-то блуждающая вечная душа вновь найдет свое тело и соединится с ним. Древние майя были уверены, что души умерших проходят «большой путь» и возвращаются оттуда на землю, чтобы оказаться в готовом к рождению ребенке. Именно это взаимодействие между мирами – основа сюжета знаменитого мифа майя-киче «Пополь-Вух», о чем речь пойдет отдельно. Согласно разным мифам, очищенные души умерших появляются среди живых в виде птичек, мух, именуемых «глаза погребенных», а также падающих звезд. Души прилетают с неба на землю, чтобы возродиться в младенце – конкретном потомке умершего родственника. Эти, как бы мы сказали, «мифологические» представления лежали в основе даже государственной религии майя вплоть до появления испанцев.

Подобные верования предполагают присутствие в мифах особых участников – множества духов из зеркального мира, с которыми люди вынуждены вступать в контакт и договариваться. Это души всех объектов реальности, живой и неживой природы, и потому отношения с ними всегда крайне сложны. Но нет народа, у которого не было бы памяти об этих духах: всевозможных домовых, кикиморах, леших и прочей «поганой нечисти», как их высокомерно определяют мировые религии.