4. Начинаемый постройкой в 1934 году Дворец культуры назвать именем 15-летия комсомола.

5. Отмечая ударную работу по овладению техникой и организацией труда, премировать бригаду монтажников стана “500” Грищенко за уплотнение рабочего дня – 2000 руб.

6. Премировать горком ВЛКСМ автомашиной. Начальник комбината – Завенягин».

Подарить автомашину даже горкому комсомола в наше время решится не каждый директор завода. Завенягин привел в смятение и начальство НКВД, потребовав улучшить питание политзаключенным, работающим на строительстве.

– Мне нужна рабочая сила, а не дохляки! Чем лучше мы будем их кормить, тем больше получим выгоды! – говорил он.

Конечно, так рассуждать мог и прагматик, расчетливый человек. Но факты показывают, что Авраамий Павлович прикрывал прагматизмом свое человеколюбие, несогласие с жестокостью времени. В 1934 году со строительством второй плотины и необходимостью переноса станицы Магнитной, которая попадала в зону затопления, возникли конфликты с казачьим населением. Вне зоны водохранилища оставалась только западная окраина станицы. Разрушение церкви, снос добротных домов, потеря плодородных участков земли вызывали естественное возмущение жителей станицы.

– Я не мог их убедить, успокоить! – признался Ломинадзе. – Надо применить силу!

Завенягин с этой задачей справился без применения силы. Сначала уступил на кругу, т. е. на сходе, затем посетил старожилов, поговорил стариками. И потряс Авраамий Павлович казаков, когда ему подали уважительно стакан самогону…

– За здоровье бабушки Гугенихи! – сказал озорно Завенягин и выпил мутно-синий первачок до дна.

– Так вы из наших, из казаков? – окружили старики директора завода…

Завенягин везде воспринимался как свой… Рабочие видели в нем струнку пролетария, газетчики чувствовали собрата-журналиста, партийные работники завидовали его умению общаться с людьми, сосланные на Магнитку дворяне поражались его аристократичностью, ученые видели в нем ученого. Он и на домну приходил в хорошо отглаженном костюме, в белоснежной сорочке с галстуком, всегда оживленный и веселый. Но видели его и мрачным. Главный геолог горного управления А.Н. Воронкин рассказывал: «Как-то Завенягин пришел на рудник, где работали зэки. Одного из них он узнал. Как я понял, в двадцатых годах этот лохматобровый мужик был в банде, которую разгромил Завенягин.

– Здорово, Медведь! Как ты сюда попал? Опять из банды? – спросил Авраамий.

– Нет, комиссар. Я свое отсидел. По амнистии вышел в двадцать седьмом году. А туточи отец помер. Я хорошее хозяйство принял: две лошади, две коровы, бык, свыня, молотилка, жатка… Но в колхоз не схотел. Вот и раскулачили. Все отобрали. Жену в Комсомольск-на-Амуре загнали, в бабий лагерь. Детишки, говорят, с голоду померли. Я вот тута. А хозяйство рухнуло.

– Батраки были? – спросил Завенягин.

– Не было батраков, комиссар.

Завенягин вытащил из кармана плаща бутерброды, завернутые в бумагу, отдал зэку, ушел, помрачнев. Часовой бутерброды у зэка отобрал. На другой день этот зэк, по кличке Медведь, убил часового и сбежал. Но его поймали – и расстреляли. А Завенягин был странным, он явно сочувствовал зэкам, спецпереселенцам. Однажды он увидел в котловане старика с лопатой, в пенсне с позолоченной оправой.

– Кто он? – спросил Завенягин.

– Какой-то граф или профессор, спецпереселенец! – ответили ему.

Завенягин добился перевода старика на преподавательскую работу…»

Не случайно на Авраамия Павловича было так много доносов и обвинений, что он сочувствует «врагам народа», укрывает их от арестов. Первый бой с НКВД и прокуратурой у Завенягина произошел из-за ареста Бориса Петровича Боголюбова. Ожесточенная схватка продолжалась почти год. И с помощью Орджоникидзе, с большим трудом, Боголюбова удалось все-таки вырвать на свободу. Завенягин поселил его демонстративно в своей квартире, шокировав сонмище доносчиков и выискивателей «врагов народа». Крупнейший ученый, горняк Б.П. Боголюбов был, вероятно, первым в том многосотенном счету людей, которых А.П. Завенягин спас от смерти в концлагерях. Палачи Менжинский, Ягода, Ежов, Берия бросали людей на погибель, а Завенягины по мере сил и возможностей противодействовали этому злу, боролись с беззаконием, репрессиями.

С приездом в Магнитогорск А.П. Завенягина наш металлургический завод вошел в ритм роста и расцвета, стали преображаться и город, и культура. 31 января 1934 года А.П. Завенягин подписал необычный для того времени документ: «Приказ № 28 (21) по магнитогорскому металлургическому комбинату:

…Исполнилось три года магнитогорской литературной организации. Организованная в 1930 году литературная группа “Буксир”, насчитывавшая 24 человека, превратилась сейчас в крупнейшую литературную организацию Урала, объединяющую около ста человек, большинство которых рабочие-ударники цехов Магнитогорского комбината. За три года литературная организация Магнитогорска выдвинула и воспитала писателей, известных не только Уралу, но и общественности всего Союза. Силами магнитогорских писателей написаны повести, книги стихов, пьесы. Повесть машиниста А. Авдеенко “Я люблю” издана в Москве, переведена на немецкий и французский языки. Издана в Москве книга стихов Б. Ручьева “Вторая родина”. Издана книга стихов В. Макарова “Огни соревнования”.

Рост магнитогорской литорганизации является ярким выражением роста новой пролетарской культуры, роста Магнитостроя и его людей. Большинство писателей Магнитогорского комбината и работают до сего времени здесь, что свидетельствует об устойчивости новых кадров писателей на Магнитострое. Писатели Магнитостроя продолжают работать на производстве, показывают пример ударного труда (Федоров-Каркас – на мартене, Милованов, Дробышевский – на руднике и т. д.).

Выражая уверенность, что магнитогорская литорганизация и в дальнейшем обеспечит свой рост, даст достойные произведения о Магнитострое и его людях, отмечая большую проделанную работу магнитогорской литорганизации, —

ПРИКАЗЫВАЮ:

1. Выделить на 1934 год магнитогорскому оргкомитету на издание литературно-художественного журнала “За Магнитострой литературы”, утвержденного ГК ВКП(б), 20 тысяч рублей.

2. Оборудовать на Магнитострое Дом писателя, где бы магнитогорские писатели могли работать и учиться. Зав. КБУ т. Колбину представить мне план оборудования Дома писателя. Отпустить оргкомитету ССП 10 000 рублей на оборудование библиотеки.

3. Премировать магнитогорский оргкомитет ССП пишущей машинкой. Персонально премирую следующих товарищей:

Макарова – организатора первой литературной группы на Магнитострое, работает с 1930 года, – велосипедом и 300 руб., Панфилова – председателя оргкомитета ССП – 300 руб., Б. Ручьева – бывшего бетонщика, на Магнитострое с 1930 года, премировать творческой командировкой по Уралу – 1200 руб., А. Авдеенко – машиниста горячих путей – премировать творческой командировкой по Уралу – 1200 руб., поэта Люгарина, на Магнитострое с 1930 года, бывшего бетонщика – премировать творческим отпуском – 500 руб., Светозарова, на Магнитострое с 1931 года, премировать творческим отпуском – 400 руб., тов. Каркаса, Дробышевского, Гаврилова, Смелянского, Хабарова премировать творческим отпуском – по 200 рублей каждого.

Начальник комбината – Завенягин».

Деятельность подобного рода, инициативу А.П. Завенягина в этом направлении из руководителей на Магнитке поддерживал, пожалуй, только один – секретарь горкома партии В.В. Ломинадзе. Две глыбы находили духовные точки соприкосновения. Темпераментный, упрямый и не очень жалующий искусство Чингиз Ильдрым активно выступал против, осмеивал при каждом удобном случае и Завенягина, и Ломинадзе. Но и директор завода, и