узнал, что нам придется сидеть вместе, я очень испугался, хоть и не подал виду. Все равно деваться было некуда. Я весь урок сидел и думал, каково было бы впервые с ней заговорить… Но о чем? Было бы здорово, если бы она знала все, что со мной происходит, но ведь это невозможно. А если бы я попытался ей рассказать, то разговор, наверное, прервался бы, не успев начаться: «Привет, ты знаешь, у меня умерла бабушка. Полтора месяца назад она заблудилась в лесу, ее никак не могли найти, пока к одной ведьме не обратились. У нас такие есть, они родом из других деревень, где все сами себя заживо хоронили когда-то давно, а все люди там обладали мистической силой и способностью общаться с нечистью, живущей в болотах. Да, кстати, видимо, у них-то и была наша бабушка. Она рассказывала, как пировала у них. А потом эти самые “они” поселились у нас дома и не давали нам спать по ночам. А сегодня ночью ко мне в комнату вломился сумасшедший сосед, дедулька-заика. Через него с нами общалась наша бабушка. Просила закопать ее в землю, а то ей покоя не будет». Да уж, отличная беседа бы вышла. Точнее, монолог. Наверное, вышло бы еще хуже, чем с Ленкой.

Я так и не перемолвился с ней ни словом. А после этого урока отнес записку классному руководителю, и немного прогулявшись по школе после звонка, с тяжелой головой пошел домой. На улице все запорошило снегом. Наверное, возле школы после уроков сегодня будет снежная баталия. А у меня вот бабушка умерла. Она бы, может быть, тоже обрадовалась снегу.

Тетя Таня действительно была уже дома. Они с мамой сидели в комнате и пили чай, глаза у них были опухшие. Оказалось, половина родни сейчас в Ленинграде. К похоронам присоединятся еще и какие-то дальние родственники, и старые знакомые, которых я никогда и не видел даже. Они все пожелали принять участие. Кто-то из них уже даже заказал гроб и подъедет с ним уже к больнице. Да и дядя Сережа с остальными уже, наверное, пробирается туда по городу. Значит, сейчас до больничного морга, а потом едем все вместе в деревню. Закопаем бабушку в землю, как она и попросила.

Глава 4. В последний путь

Мы спускались в метро с тетей Таней и мамой. И мама, и ее сестра уже могли более спокойно обсуждать подробности произошедшего и предстоящие процедуры. Оказалось, в последние дни бабушка особенно нехорошо себя чувствовала.

– Да ты бы видела ее!

– Так ведь и не добрались!

– Она вся исхудавшая была, как будто ее не кормили.

– Да почему же так?

– Видишь, они все… Говорят, какой-то там синдром был у нее, вот в последнее время вообще худо было, все говорила, кто-то спать ей не давал, все ее тянул куда-то и звал.

– Ну, вот так вот, все по-старому.

– Да, и медсестра-то, которая за ней ухаживала, я же знаю ее, это ведь Зинки с Тихвинского молокозавода племянница.

– Ну?

– Она и говорила, что ей сильные лекарства очень давали, усыпляющие, потому как она вообще почти в себя не приходила и все стонала и бродила.

– Батюшки!

– Она, говорит, ночью один раз проснулась на дежурстве, оттого что кто-то стенку скребет, в палате у мамы. Ну, подумала, мало ли кто зашел туда из других больных, она-то ведь редко в себя приходила, под лекарствами-то.

– Ну!

– А подошла к палате-то, а там, говорит, как будто кто-то бегает, ну, она заглянула, а там стоит наша, смотрит на стенку и разговаривает, а потом как давай стенку скрести ногтями, как будто землю копает.

– Ой-ой, это ведь она, видимо, так совсем уже, так ей все и мерещилось.

– Да-да, у нее уж потом, говорят, ногти все в крови, краска под них забилась, все вот тут вон ободрано в кровь было.

– Ужас!

Мы сели в вагон метро, людей было совсем немного. По пути выяснилось, что у больницы нужно будет еще разобраться с бумагами. Оказалось, что вечно веселый дядя Сережа и его жена тетя Наташа сильно помогли нам, как, впрочем, и всегда. Они приехали в Ленинград с уже готовым гробом в машине, которую дядя Сережа взял с работы. «Буханка», переделанная для небольших грузовых перевозок. В ней мы и собирались везти обратно бабушку. Помимо этого, к больнице должна была подъехать еще какая-то родня, тоже на машине, а вместе с ней и племянник нашей бабушки, мой двоюродный дядя – Юра. Я уже много лет его не видел, он постоянно менял место жительства, вел разгульный образ жизни и даже уже два раза сидел в тюрьме. Помню, как до него пытались дозвониться, когда бабушка пропала, а он так и не явился. Опоздал, впрочем, как и все мы.

Когда мы приехали по адресу, то зашли в открытый внутренний двор больницы, где и находился больничный морг. Зеленая «буханка» дяди Сережи уже была на месте. Он с доброй улыбкой, несмотря на трагизм ситуации, пытался поднять всем настроение. Со мной он тоже весело поздоровался за руку, спросил, как дела в школе, а потом сразу же перешел к делу. Идти ли за врачами, чтобы помочь им вынести тело, или подъехать поближе и уже с гробом зайти вовнутрь, чтобы там и переложить бабушку? Незнакомые люди, которые все это время стояли в стороне, обратили внимание на меня и, словно меня не было, спросили у тети Тани:

– А это твой ведь, Таня?

– Нет, мой в армии, а это Ритин.

– Ну ничего себе, какой большой-то уже.

Я вежливо поздоровался с ними, но в диалог предпочел не вступать. С раннего детства не любил, когда люди в моем присутствии разговаривали обо мне как о постороннем предмете, словно я ничего не слышу или не понимаю.

Было решено все же сходить вместе с гробом за ней, «чтобы вынести ее как подобает». Как раз, когда за ней ушли, из здания во внутренний двор выбежал Юра, хлопнув дверью. Он нисколько не изменился: все такой же немного взлохмаченный, но с горящими глазами и уверенной походкой. Первым делом он подбежал ко мне, обнял меня как-то по-братски и отпустил пару неприличных шуточек. Я улыбнулся. Всегда был рад его видеть, несмотря на то что все его недолюбливали за разгульный образ жизни. В нем был какой-то пиратский азарт, который был понятен лишь юным. Обнявшись со мной, он уже серьезнее поздоровался со всеми остальными. Спросив, где моя