Сластолюбцы, сердце которых приучено к любостяжанию, и глаза исполнены любострастия и непрестанного греха, – рабы тления (2 Петр. 2, 14, 19), – предлагают такую мысль и говорят: «Не мы одни обнаруживаем в себе страсть; этому подвержены многие, не только люди неславные, но даже и славные». И они думают на этом основании найти себе оправдание. Но мы боимся Того, Кто судит по делам каждого, ибо по отшествии отсюда должны будем подпасть Суду за все, что сделано нами в жизни (2).

Обратившееся в страсть сластолюбие весьма разнообразно и много имеет видов… много удовольствий, обольщающих душу, когда не трезвится она перед Богом и не объемлется страхом Божиим и любовью Христовой, озабоченная делом добродетелей. Ибо отовсюду представляются тысячи удовольствий, привлекающих к себе душевные очи: и телесная красота, и деньги, и роскошь, и слава, и леность, и гнев, и обладание, и любоначалие, и любостяжательность на обольщение наше доставляют нам удовольствия, у которых взор светел и любезен, достаточен, чтобы привлечь к себе обвороженных чем-либо подобным и не имеющих в себе сильной любви к добродетели, но испытывающих трудность ее. Всякая земная связь, всякое пристрастие к чему бы то ни было вещественному, как бы ни было это маловажно, производит в пристращающемся удовольствие и приятное ощущение, хотя неразумное и впоследствии вредное, и вожделевательную силу души так сильно в этом порабощает, что покорившийся страсти при лишении любимого ввергается в раздражительность, в печаль, в гнев, в памятозлобие. А если сверх пристрастия нечувствительно и неисцельно овладеет человеком хотя небольшая привычка, тогда, увы! она приводит к тому, что плененный неразумным пристрастием до конца предается ему по причине скрытого в нем удовольствия, потому что удовольствие похоти, по сказанному выше, многообразно и находит себе удовлетворение не только в блуде и других телесных наслаждениях, но и в прочих страстях… Поэтому надлежит нам ясно уразуметь, что сластолюбие не ограничивается одной роскошью и телесными наслаждениями, но имеет место во всем, что любим по душевному произволению и пристрастно (2).

СЛЕЗЫ

Не слезы ли нужны нам, чтобы омыть скверну, воспевая со святым Давидом: Омоешь меня, и сделаюсь белее снега (Пс. 50, 9); и еще: Каждую ночь омываю ложе мое, слезами моими орошаю постель мою (Пс. 6, 7). В одну ночь согрешил он, а плакал каждую ночь, поэтому и стал блаженным. Ибо пророк этот ясно предузрел Сказавшего: блаженны плачущие (Мф. 5, 4) (1).

Начало доброго жития – слезы во время молитвы, а начало правильного образа мыслей – слушание Божественных Писаний (1).

Водолейные трубы употребляются в дело во время пожара, и слезы – во время искушения. Вода угашает пламень в доме, а слезы во время молитвы угашают злые вожделения (1).

Знаете ли, что у людей бывают слезы трех различных родов? Бывают слезы о вещах видимых, – и они очень горьки и суетны. Бывают слезы покаяния, когда душа возжелает вечных благ, – и они весьма сладки и полезны. И бывают слезы раскаяния там, где плачь и скрежет зубов (Мф. 8, 12), – и эти слезы горьки и бесполезны, потому что вовсе безуспешны, когда уже нет времени покаянию (1).

С великой любовью и со всякой благостью Он призывает тебя к Себе.

Приступи, грешник, исцелись без труда. Сбрось с себя бремя грехов, принеси молитву, и смочи слезами загнившие язвы. Ибо этот Небесный Врач, как Благой, слезами и воздыханиями исцеляет язвы. Приступи, грешник, к доброму Врачу, принеся слезы – это наилучшее врачевство. Ибо это и угодно Небесному Врачу, чтобы каждый собственными своими слезами врачевал себя и спасался. Врачевство это непродолжительно действует, и не постепенно затягивает язву, но исцеляет тебя сразу. Врач ожидает того, чтобы увидеть слезы твои; приступи, не бойся. Покажи Ему язву, принеся вместе и врачевство – слезы и