Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 91
и о том, что наверняка увижу его на демонстрации. В Серёжиных глазах плясали озорные искорки. Я ловила взгляды, которые бросали на Серёжу другие девушки, но он смотрел только на меня, и от его внимания у меня горели кончики ушей. 
Я почувствовала на плече ладонь папы и отстранённо сказала:
 — Папа, познакомься, это наш комсорг. Сергей Луговой.
 — Сын Василия Ивановича, из литейного? — уточнил папа.
 Сергей с гордостью ответил:
 — Да, Василия Ивановича. Он передовик, его весь завод знает.
 Я заметила, как папа еле заметно улыбнулся, но тут же серьёзно сказал:
 — Значит, и тебе надо за отцом тянуться, а иначе кому завод передать? Жизнь — она ведь как производство: одна смена отработала, другая заступила.
 — Конечно, Николай Иванович, — живо откликнулся Серёжа, — мы, комсомольцы, не подведём!
 Его слова перебила мелодия песни. Гармонист в толпе растянул мехи гармошки:
  Утро красит нежным светом,
 Стены древнего Кремля…
  Мы все: мама, папа, я и Серёжа Луговой — дружными голосами подхватили:
  Кипучая, могучая, никем не победимая,
 Страна моя, Москва моя,
 Ты самая любимая!
  И так нам было в этот Первомай светло, так радостно, что хоть белых голубей в небо запускай!
 «Как хорошо, что война мне только снится!» — сонно подумала я, но вдруг вздрогнула, словно вынырнула из полыньи и ударилась головой об лёд. На дворе война, папа ушёл в ополчение, а мама плачет. От невозможности вернуться обратно в мирное время захотелось распахнуть окно и что есть мочи проорать в равнодушное небо: почему? Почему? За что?
 Я услышала, как мама встала и крадучись вышла из комнаты, невесомо шлёпая босыми ногами. Сквозь приоткрытую дверь до меня донеслись шипение керосинки и бульканье воды в чайнике. Я до сих пор не привыкла к водопроводу в доме и кран на кухне воспринимала как маленькое чудо! Потом к звукам добавился скрип соседской двери, быстрый шёпот разговора и короткие всхлипы.
 Бесшумно соскользнув с кровати, я встала на цыпочки и осторожно переместилась поближе к двери. Сбивчивый мамин голос перемежался с отрывистыми репликами Светланы Тимофеевны.
 «Подслушивать нехорошо», — напомнила я себе.
 На кухне что-то звякнуло и упало.
 — Тише, тише, Ульяна спит, — быстро сказала мама.
 В ответ раздалось неясное бормотание соседки с горячей истеричной интонацией. Потом всё затихло, звякнул чайник, и послышался резкий вскрик.
 Ссорятся они там, что ли? Чтобы понять, что происходит, я вытянула шею и незаметно выглянула в щёлку.
 * * *
 Мама и Светлана Тимофеевна, обе в ночных рубашках, стояли на кухне обнявшись и смотрели, как чайник на керосинке выпускает пар из носика. На полу валялась разбитая чашка, а оконное стекло успело запотеть, и по нему ползли мокрые дорожки от приоткрытой форточки.
 Первой опомнилась мама:
 — Чайник вскипел!
 Не отпуская руки с плеча Светы, мама потянулась к керосинке и затушила огонёк горелки.
 — Я знаю, мой муж погиб, — с протяжным вздохом простонала Светлана Тимофеевна. — Иначе он обязательно бы дал о себе знать. Прислал бы телеграмму или письмо. Хоть две строчки! Хоть одно слово. Он знает, как я его жду.
 Мама погладила её по голове, как маленькую:
 — Света, он ещё напишет. Ты верь. Посмотри, какая вокруг неразбериха! Войска то наступают, то отступают, на дорогах беженцы, поезда заняты под воинские эшелоны. Подумай сама, как легко затеряться письму.
 — Нет! Нет! — Светлана Тимофеевна отчаянно замотала головой, а потом прижала руку к сердцу: — Я вот здесь чувствую, что он погиб. Он ведь пограничник, а значит, принял первый удар. Одна радость, что сын в безопасности. Я звонила в Ленинград, бабушка сказала, за лето вытянулся, как зелёный росточек. — Тыльной стороной ладони Светлана отёрла мокрые глаза, и я увидела, что её лицо опухло от слёз и стало каким-то старым и дрожащим. — Мне нужно завтра ехать за сыном в Ленинград, но поезда отменили. Что делать? Ума не приложу.
 Её рот искривился в безмолвном плаче, и мама торопливо кинулась наливать ей чай:
 — Выпей чаю, Светочка. Нам всем сейчас надо набраться мужества и терпения.
 Мамин голос звучал тихо, но твёрдо, словно бы это не она недавно рыдала под одеялом от тоски и страха за мужа.
 Фигуры мамы и Светланы отражались в оконном стекле, создавая иллюзию, что тесная кухня полна народу.
 — Мы познакомились, как в романе, — после долгой паузы тихо произнесла Светлана. — Ко мне пристали хулиганы, и случайный прохожий мигом раскидал их по сторонам, а потом проводил меня до дома. Мы познакомились. Он был сильный, мой Лёша, чемпион военного округа по самбо.
 — Он не был, он есть, — поправила мама.
 — Был, — упрямо сказала Светлана. — Такие, как он, борются до конца.
 Я подслушивала их разговор, стоя босиком, в тонкой маечке и трусиках. От сквозняка из форточки холодом тянуло по ногам, поднимаясь к коленкам с гусиной кожей. Я понимала, что поступаю плохо и непорядочно, но не сдвинулась с места. С чашками чая в руках мама и Светлана уселись рядышком на табуретки.
 — А я должна была выйти замуж за другого, — внезапно сказала мама, медленно растягивая слова.
 Я замерла.
 Историю про то, как мама не дождалась из армии дядю Сашу Моторина, в нашем дворе рассказывали вскользь, с осуждением, но мама и папа никогда не обсуждали эту тему и не упоминали фамилию Моториных, словно они жили не в нашем доме, а где-нибудь в созвездии Кассиопея. Про маму иногда говорили как про ту, что бросила Сашку Моторина и скоропалительно выскочила замуж за Кольку Евграфова. Рассказывали без всякой злобы, больше ради пустой болтовни. Но в целом история давно истёрлась бруском мыла, оставив после себя обмылок и клочки грязной пены. Что вспоминать события восемнадцатилетней давности, если за то время в наших домах и разводились, и мирились, и рождались, и умирали, — всего и не перечесть.
 Мама отхлебнула из чашки и обхватила её ладонями.
 — Он хороший, добрый, Сашка Моторин. И я думала, что люблю его. Писала ему в армию письма, рассказывала про учёбу, про то, что в Москве собираются строить метро, про подруг своих писала, ну и всякую девичью ерунду, наподобие «жду ответа, как соловей лета».
 Светлана Тимофеевна перестала плакать и подняла голову.
 — И как случилось, что ты его разлюбила?
 Мама пожала плечами:
 — Даже не знаю. В юности трудно отличить любовь от влюблённости — любое чувство кажется новым, ярким, блестящим, и ты веришь, что оно навсегда. Знаешь, я ждала Сашу из армии, как дети ждут праздника: вот он придёт,
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 91