Перемешивая пепел с новой пищей для огня – листами с собственными записями – я вспоминал о встречах, чьи следы испарялись вместе с бумагой: наверняка они скоро забудутся, затянувшись, как затягиваются ряской окна в болоте: взбаламученные лягушки и пиявки ещё подёргаются, посмотрят по сторонам в недоумении – а что же нас так расшевелило и взволновало? – но явно ненадолго хватит возникшего интереса; жизнь быстро вернёт их к прежнему состоянию, и совсем незачем тогда любые напоминания о том нежданном и непредвиденном событии. Я хорошо размешивал быстро прогоравшую бумагу; всего несколько минут оказалось достаточно, чтобы исчезли результаты моих собственных поисков, и тогда я достал последнюю пачку: тетради и дневники былого кумира моей молодости.

Я начал с тетрадей – сгоравших одна за другой легко и свободно: они медленно начинали, а потом вспыхивали и разгорались, восставая ярким факелом, чтобы почти сразу затихнуть и скоро погаснуть, уступив место следующей порции; дневники я разодрал – они были в несколько раз объёмистее и состояли из бумаги грубее и толще: огонь справлялся с ними медленнее, и копоти и дыма от них явно получалось больше; никак не желали они, видимо, разделять общую судьбу, оставаясь последним убежищем фактов и свидетельством о яркой самобытной личности; я скормил огню уже все запасы и перемешивал остатки, непрогоревшие окончательно. Теперь я стал неопасен для вершителей истории и судеб: вещественные свидетели навечно замолкли, унесясь с дымом, а память – что она могла дать кроме слабых следов и отпечатков, полуслепых и недостоверных; при большом желании любого из свидетелей можно было заставить говорить только нужное, я же не хотел иметь с ними ничего общего: я не являлся реальным свидетелем фактов двадцатилетней давности, и кучка пепла – невоплощённый замысел – имела смысл и значение только для меня одного. Можно было даже устроить похороны: развеять прах по ветру или сбросить в реку, воды которой разнесли бы его дальше по местам, знавшим Р. и любившим его. И вполне возможно, что он был бы за: любитель розыгрышей и вина, гроза всех женщин, пьяница и подлец, герой и кумир поколения.

1995–1998