Пиннеберг подождал, потом медленно пошел вперед, снова остановился и позвал Малыша. Тот радостно пробежал десяток шагов, засмеялся, развернулся и побежал обратно к люку.

Так повторялось несколько раз, пока отец не ушел слишком далеко – во всяком случае, так показалось Малышу. Он закричал ему вслед, но Пиннеберг шел дальше.

Малыш стоял, переминаясь с ноги на ногу, очень взволнованный. Потом схватился за край шапочки и одним движением натянул ее себе на лицо, так, что ничего не видел. Он громко закричал:

– Пап-пап!

Пиннеберг обернулся. Его сын стоял посреди улицы, с шапкой, закрывающей все лицо, неуверенно переступая и вот-вот готовый упасть. Пиннеберг бросился назад, сердце его бешено заколотилось. Он думал: «Полтора года, и он уже сам догадался. Прячется, чтобы я его нашел».

Он снял шапку с лица Малыша, и Малыш сиял от счастья.

– Ну и проказник ты, Малыш, ну и проказник!

Пиннеберг повторял это снова и снова, и вдруг на глазах у него выступили слезы умиления.

Вскоре они дошли до Садовой улицы, где жил фабрикант Руш, у жены которого Ягненок уже три недели не могла получить шесть марок за работу.

Пиннеберг снова вспомнил свое обещание не устраивать скандала. Он твердо решил держать себя в руках – и нажал на звонок.

Дом стоял в палисаднике, в глубине участка. Красивый, большой, а за ним – фруктовый сад. Пиннебергу это нравилось.

Никто не ответил. Пиннеберг осмотрелся по сторонам и снова нажал на звонок. Наконец открылось окно, и женщина крикнула:

– Вам чего? Мы не подаем!

– Моя жена штопала у вас, – сказал Пиннеберг. – Я пришел за шестью марками.

– Приходите завтра! – крикнула женщина и захлопнула окно.

Пиннеберг постоял немного, размышляя, насколько его обещание Ягненку его ограничивает. Малыш тихо сидел в коляске – наверное, чувствовал, что отец зол.

Потом Пиннеберг снова нажал на звонок и долго не отпускал – ничего не происходило. Он уже хотел уйти, но вдруг вспомнил, что значит восемнадцать часов штопки, – он уперся локтем в кнопку звонка.

Так он стоял довольно долго. Прохожие оглядывались на него, но он не двигался, и Малыш вел себя спокойно.

Наконец окно снова открылось, и женщина закричала:

– Если вы немедленно не уберетесь, я вызову полицию!

Пиннеберг убрал локоть и крикнул в ответ:

– Вызывайте! Тогда я скажу полиции…

Но окно уже захлопнулось, и он снова начал звонить. Он всегда был мягким и добрым человеком, не склонным к конфликтам, но сейчас это прошло. Конечно, в его положении связываться с полицией было глупо, но теперь ему было все равно.

Малышу было холодно сидеть так долго в коляске, но и это не имело значения. Маленький человек Пиннеберг стоял у дома фабриканта Руша и требовал свои шесть марок. Он уперся – и получит их.

Дверь открылась, и женщина наконец вышла к нему. Она была в ярости. На поводках у нее были две собаки – черная и серая, обычно сторожившие дом по ночам. Собаки сразу поняли, что перед ними враг: рвались с поводков и рычали.

– Я спущу собак, – сказала женщина. – Если вы немедленно не уберетесь!

– Вы должны мей жене шесть марок, – сказал Пиннеберг.

Женщина разозлилась еще больше, увидев, что и угроза не подействовала, – ведь не могла же она действительно спустить собак. Они перепрыгнули бы через ограду и разорвали бы его. И он знал это так же хорошо, как она.

– Видно, вам нравится ждать, – сказала она.

– Да, – ответил Пиннеберг и не двигался.

– Вы же безработный, – презрительно сказала женщина. – Это видно. Я на вас донесу. Побочный заработок вашей жены нужно декларировать – это мошенничество.

– Хорошо, – сказал Пиннеберг.

– Я еще вычту подоходный налог, страховку и пособие по инвалидности, – добавила она, успокаивая собак.

– Сделайте это, – сказал Пиннеберг. – Тогда я завтра приду и потребую квитанции от налоговой и страховой.

– Чтоб ваша жена еще раз пришла ко мне работать! – крикнула женщина.

– Шесть марок, – сказал Пиннеберг.

– Вы наглейший хам! – заявила она. – Если бы мой муж был здесь…

– Но его нет, – сказал Пиннеберг.

И вот они – шесть марок. Три двухмарочные монеты лежат на ограде. Пиннеберг пока не может их взять – женщина должна сначала увести собак.

Потом он подбирает деньги.

– Благодарю вас, – говорит он, приподнимая шляпу.

– Га! Га! – кричит Малыш.

– Да, деньги, – говорит Пиннеберг. – Деньги, Малыш. А теперь пойдем домой.

Он больше не оглядывается на женщину и ее дом, медленно толкает коляску. Он чувствует себя опустошенным, усталым и печальным.

Малыш болтает и кричит.

Иногда отец ему отвечает, но без души. И в конце концов Малыш тоже замолкает.

Почему Пиннеберги не живут там, где жили. Фотоателье Иоахима Хейльбутта. Леман отстранен!

Два часа спустя Пиннеберг приготовил обед для себя и Малыша, они поели вместе, он уложил Малыша спать, и теперь Пиннеберг стоит за приоткрытой кухонной дверью, ожидая, когда ребенок уснет. Тот не хочет – то и дело зовет:

– Пап-пап!

Но Пиннеберг стоит не шелохнувшись и ждет.

Уже пора отправляться на поезд – если он хочет успеть к выплате пособия по безработице, нужно сесть на часовой. Мысль об опоздании, даже по самой уважительной причине, казалась просто немыслимой.

А Малыш все зовет:

– Пап-пап!

Конечно, Пиннеберг мог бы уйти. Малыш пристегнут в кроватке, с ним ничего не случится. Но все-таки спокойнее, когда он спит. Хотя трудно представить, что ребенок будет кричать так весь день – пять, а то и шесть часов, пока не вернется Ягненок.

Пиннеберг заглядывает за дверь. Малыш затих, наконец заснул. Пиннеберг на цыпочках выходит из домика, запирает дверь, прислушивается у окна – не разбудил ли Малыша звук щеколды. Нет. Тишина.

Пиннеберг бросается бежать – еще может успеть на поезд, хотя шансы невелики. Но он обязан успеть.

Их главной ошибкой, конечно, было то, что они целый год после увольнения Пиннеберга сохраняли дорогую квартиру у Путбрезе. Сорок марок аренды при девяноста марках дохода – просто безумие. Но они не могли решиться… Отказаться от последнего своего угла, от возможности побыть наедине, вместе… Сорок марок аренды – последняя зарплата ушла на это, потом деньги Яхмана, а потом пришлось занимать.

Долги… И вот стоит Путбрезе:

– Ну, молодой человек, как насчет бабла? Может, сразу переедем? Я обещал бесплатный переезд – прямо на улицу…

Ягненок каждый раз успокаивала хозяина.

– Вы-то расплатитесь, голубушка, – говорил Путбрезе. – Но ваш муж… Я бы на его месте давно работу нашел…

Нервы сдают, долги растут, с ними растет и бессильная ненависть к